Елена Муравьева - Глупости зрелого возраста

— Не понимаешь? Сейчас мои мальчики тебе все объяснят.

— Но…

— Послушай, — попросил гость по-хорошему. — Не морочь голову.

— Я не…

— Ну, хватит, надоело. — Бармен не желал устраивать диспут. — Ребята, идите-ка сюда.

Дверь приоткрылась, впуская в гостиную группу поддержки. От страха сразу защемило сердце. Ильин облизал пересохшие губы. У него было два выхода: броситься на непрошеных гостей и погибнуть смертью героя, или отдать деньги и умереть от горя.

На минуту в комнате зависло неопределенное молчание. Вернее это Ивану молчание казалось неопределенным. Гости пребывали в полной уверенности относительно исхода событий. Бармен, молча, приподнял брови, как бы спрашивая, как оно, с пониманием: образовалось или надо привести аргументы поувесистее?

— Ладно, я согласен, — выдохнул Иван. — А что значит делиться?

От пережитого страха, от остервенелого отчаяния, что не доведется ехать к Тамаре и с барским размахом предлагать деньги, что не случится свидание с красавицей Ириной Ирининой, не выйдет даже сполна насладиться угрызениями совести по поводу потраченных тысяч, у Ильина даже закружилась голова.

— Погуляйте ребята, — бармен кивнул парням на дверь.

— Сколько ты хочешь? — спросил Ильин обреченно.

— Мне нужна половина, — глаза вымогателя возбужденно вспыхнули.

Когда вопрос «кошелек или жизнь?» становится ребром на горло жертвы надо выбирать жизнь.

— Только без обид. Ты взял у них, я у тебя — круговорот денег в природе. Так что, договорились?

Нет! Мог бы сказал Иван. Но не мог и, благоразумно ответив «да», понуро побрел в спальню. В сумрачной комнате, оглядев в последний раз свое богатство, сдернул с подушки наволочку и бросил в нее двадцать пачек.

— Как же хочется все забрать… — раздался за спиной дрожащий от волнения голос.

— Поступай, как знаешь, — от жалости к самому себе, так нагло ограбленному, Иван едва сдерживал слезы.

Бармен с сомнением покачал головой:

— Нельзя.

Минуту Ильин переваривал информацию, затем на всякий случай уточнил:

— Что нельзя?

— Оставлять тебя без бабла нельзя

— Почему?

Вадим сокрушенно вздохнул и признался:

— У меня супруга — экстрасенс. Карму подправляет, судьбу корректирует, предсказывает будущее. Так вот она на дорожку раскинула колоду и сказала: если я с тобой вопрос улажу мирно — все будет путем. А если насилие учиню — придется расплачиваться. Но сорок кусков, ведь стоят того?

— Не знаю, — признал Иван.

— И то верно, — мужик достал из кармана мобильный, нажал на пару кнопок, ласково заворковал: — Варечка, привет, моя хорошая. Как дела? У меня все в порядке. Нет. Не беспокойся. Обязательно. Как обещал. Только может, ты еще раз глянешь? Как там, расклад не изменился? Ну, пожалуйста. Я тебя очень прошу. Очень-очень. Да подождет твоя клиентка. Что с ней станется, не барыня. Вот, зараза… — это уже адресовалось Ильину. — Вечно просить приходится. Бабы, они есть бабы. — И снова в трубку елейным тоном. — Варечка, солнышко мое, я ж не на пропой души. Я ж в дом все принесу. Все до копеечки. А денежки нам, сама знаешь, как нужны. Ремонт пора делать. И машину чинить. И тебе, красавице моей, приодеться не мешало бы.

Последний аргумент возымел действие, и экстрасенс Варя согласилась послать второй запрос в информационное поле. Бармен довольно улыбнулся и уронил в трубку:

— Жду. — Затем пояснил Ивану. — Сейчас все прояснится.

К огорчению бармена, судьба оказалась на стороне Ильина. Грабитель выслушал супругу с мрачной физиономией и переспросил:

— Да? — В голосе дрожало истинное сожаление. — Точно? А если еще раз попробовать?

Дверь спальни приоткрылась, в проем заглянул один из амбалов и укоризненно протянул:

— Батя, ты опять за свое? Давай без самодеятельности. Как мать сказала, так и будет.

— Это мой старшенький, — похвастался бармен, — боксом занимается и вообще умник. Отца при чужих людях жизни учит.

Из-за широкой спины боксера выглянула физиономия второго здоровяка, и только сейчас Иван заметил, как ребята похожи друг на друга.

— Папа, мы против матери не пойдем, — завидное единомыслие объединило братьев.

— Конечно, не пойдем. У нас же мать — глава семьи. А я так — хвост собачий.

— Батя, — боксер был категоричен. — Угомонись.

Вадим с грустью смотрел, на оставшиеся деньги.

— Ребята, подумайте, это же целое богатство.

— Нечего тут думать!

— Ну, хоть пару банкнот.

— Мама велела брать ровно половину.