Пол Остер - Музыка случая

— Никогда не был знаком с девушкой, которую звали бы Тиффани, — сказал он. — По-моему, очень мило. Сразу начинаешь думать о чем-то красивом и дорогом.

— Так и было задумано, — сказала девушка. — Намек на бриллианты.

— Значит, твои родители наперед знали, что ты вырастешь красавицей.

— Мои родители тут ни при чем. Я его сама себе выбрала.

— Вот как. Да, действительно. Какой смысл держаться за имя, которое тебе не нравится. А оно ведь тебе не нравилось?

— Я его терпеть не могла. Как только ушла из дому, так и поменяла.

— Неужели было такое плохое?

— А как бы тебе понравилось, если бы тебя звали Долорес? По-моему, хуже не придумаешь.

— Забавно. Мою мать тоже звали Долорес, и она тоже его не любила.

— Не врешь? Правда мать Долорес?

— Честное слово. Она у меня была Долорес с рождения и до смерти.

— Почему же она его не сменила, если оно ей не нравилось?

— Сменила. Хотя и не так радикально, как ты, но по имени ее никто не звал. На самом деле я лет до десяти даже не знал, что она Долорес.

— И как же ее называли?

— Долли.

— Понятно. Я тоже так пробовала, но вообще-то не намного оно для меня лучше. Долли подходит, если быть толще. Оно вообще для толстых.

— Ну, если честно, мать у меня была не худенькая. Не всю жизнь, только в последние годы, но набрала здорово. Слишком много пила. Иногда такое бывает. Каким-то образом алкоголь влияет на обмен веществ.

— Мой старик пил как лошадь, а был тощий. Нос был красный, а так и не скажешь, что пьет, зараза.

Так они и болтали о том о сем, пока не закончилась пленка, а потом устроились на диване и открыли бутылку скотча. Нэш к тому времени успел придумать, будто влюблен в нее, что было вполне естественно, и теперь, когда лед был сломан, принялся задавать ей кучу вопросов, расспрашивая о ее жизни — пытаясь таким образом создать пусть хоть видимость дружеского участия, чтобы спрятать за ним истинный смысл их встречи и в то же время как-то соотнестись с реальностью. Однако беседа входила в условия найма, и пусть рассказывала она о себе охотно и много, Нэш в глубине души понимал, что девица просто выполняет свою работу, развлекая клиента, который любит поговорить. Истории были правдоподобные, но звучали так, будто бы она, повторяя их раз от разу, в конце концов и сама поверила в то, чего никогда не было, и теперь обманывала не собеседника, а себя, тешась своими глупостями так же, как Поцци тешился мечтой о мировом чемпионате лучших игроков в покер.

— Накоплю денег, — говорила она, — брошу эту жизнь и пойду в шоу-бизнес.

Ее нельзя было не пожалеть, не почувствовать сострадания к детским, наивным мечтам, и Нэш настолько поддался чувствам, что невольно вовлекся в игру.

— По-моему, из тебя вышла бы замечательная актриса, — сказал он. — Как только ты начала танцевать, я сразу понял, у тебя есть талант. Двигаешься ты, как ангел.

— Траханье хорошо помогает держать форму, — сказала она серьезно, будто бы констатируя медициной проверенный факт. — Разрабатывает тазовые мышцы. А я в последние два года только и делаю, что трахаюсь. Так все себе разработала, что хоть в цирк иди.

— У меня в Нью-Йорке есть знакомые агенты, — сказал Нэш, которому уже было не остановиться. — Один занимается большими проектами, и вот он-то наверняка захочет на тебя посмотреть. Его зовут Сид Дзено. Если хочешь, завтра позвоню ему и договорюсь.

— Это, случайно, не порнуха, а?

— Нет, нет, что ты. Дзено человек серьезный. Он в кино сейчас находит лучшие молодые таланты.

— Да я вообще ни от чего бы не отказалась, ты ж понимаешь. Но ведь кем назовешься, тем и будешь. Приклеят тебе ярлычок, а потом фиг тебе дадут роль в одежде. Я и без нее ничего, но не хочется. Хочется по-настоящему сыграть. Вот если бы роль в сериале или, например, хоть в рекламе. Ты, может, и не поверишь, но смешить я умею что надо.

— Без проблем. У Сида связи на телевидении есть. На самом деле он там и начинал. В пятидесятых он был одним из первых, кто стал работать только на телевидении.

Нэш уже сам не знал, что он несет. Он с ума сходил от желания и в то же время боялся того, чем все это потом для него обернется, он молол языком так, будто и впрямь рассчитывал, что девица поверит во всю эту чушь. Но так или иначе, в спальне девица оказалась что надо. Для начала она его поцеловала сама, и он, не смевший даже надеяться на такое, мгновенно себе вообразил, будто полюбил ее окончательно. Обнаженная, она действительно была очень красива, но для Нэша, который понял, что девица отнюдь не намерена его унижать, отрабатывая свое машинально и наспех, это стало неважно. Когда в конце концов они добрались до постели, она показала, на что способны ее хорошо натренированные тазовые мышцы, с такой гордостью и вдохновением демонстрируя свой талант, о чем Нэш уж точно не мог и мечтать. Он совсем потерял голову и понес уже полную несуразицу, глупости до того неуместные, что услышь его кто-то со стороны, то решил бы, что Нэш спятил.