Пол Остер - Музыка случая

Ну и сидим мы, значит, за столом — я и эти «столпы общества», — играем. Я, потихонечку-полегонечку, перекачиваю денежки в свой карман, но не зарываюсь — играю так, чтобы им тоже что-то перепало. Кто ж станет резать гусыню, которая тебе несет золотые яйца? Они ездят играть регулярно, раз в месяц, а я же хочу, чтобы меня еще раз пригласили. Такое приглашение дорогого стоит. Я на него полгода пахал, ну а перед ними стелился, конечно, дальше некуда — почтительный, вежливый, просто как педик какой, из тех, что ходят по клубам каждый день — играть, значит. В нашем деле — если, конечно, хочешь настоящего размаху — приходится быть актером. Нужно же, чтобы им нравилось, как ты у них чистишь карманы, а чтобы нравилось, нужно стать своим парнем. Говоришь им «спасибо, пожалуйста», слушаешь дурацкие анекдоты — смеешься, ведешь себя скромно, но с достоинством, как настоящий джентльмен. «Вы только подумайте, Джордж, как мне сегодня везет. Ей-богу, Ральф, карта сегодня ну как никогда». Ну и вся такая лапша.

Одним словом, когда я туда пришел, у меня было чуть больше пяти штук, а к четырем утра стало уже почти девять. Мы уже тогда заканчивали, и я намылился сваливать. Дураков этих я всех уже вычислил, мне было только посмотреть на них, и я сразу знал, у кого какие карты. Думал еще разок зайти, сделать тысяч двенадцать-четырнадцать, ну и попрощаться.

Сижу себе спокойно, деньги хорошие, делаем ставки. В комнате тихо, все сосредоточились, и тут, как гром на голову, дверь — бамс! — нараспашку, а на пороге четыре бугая. Как заорут: «Не двигаться, кто двинется, пулю получит!» — орут, значит, и тычут в нас револьверами. Сами все в черном, на головах чулки, и не понять, кто там кто. Вот же гады — ну просто полные отморозки. Я так перепугался — думал, в штаны наложу. Один говорит: «На пол, все на пол, лежите смирно, и вам ничего не сделают».

Слышал я про такие штучки — про то, как грабят игроков, ну так эти байки всегда ходят. А про себя-то ведь думаешь, будто с тобой никогда ничего такого не произойдет. Самое поганое было, что играли-то мы на наличные. Все бабло на столе. Нехорошо, конечно, но богатенькие такое любят, они от этого кайф ловят. Как какие-то «десперадос» из вонючего боевика. Все знают — играть нужно на фишки. Смысл-то в том, чтобы забыть про деньги и думать про игру. Но юристы любят, чтобы на деньги, и не мне диктовать им правила.

На столе у нас, значит, сорок, а может, и пятьдесят тысяч, причем абсолютно свободных от налога. Я лежу носом в пол, ничего не вижу, зато прекрасно слышу, как они убирают наши денежки в сумки, ходят вокруг стола и сметают — шших-вшших, — причем бодро так. Я себе лежу думаю, что вот сейчас все закончится и нас, может, даже оставят в живых. О деньгах я не думал, я хотел только оттуда убраться живым. Хрен с ними, с деньгами, сказал я себе, только бы не пристрелили. Надо же, как все быстро меняется. Только что я всех сделал одной левой и думал, ах какой я умный, какой крутой, а тут лежу мордой в пол и мечтаю только, чтобы мне мозги по этому полу не размазали. Нюхаю старый вонючий ковер и как последний лох только молюсь, чтобы вот я сейчас открыл глаза, а их нет.

Хочешь верь, хочешь нет, моя молитва была услышана. Грабители слово держат, и минуты этак через три-четыре они уже убрались. Мы слышали, как они отъехали, поднялись, ну и вздохнули. Коленки у меня дрожат, сам я трясусь как паралитик, но все живы, и ладно. По крайней мере, это я так подумал. Вышло-то так, что для меня как раз все только началось.

Из-за Джорджа Уитни. Это был тот, у кого мы сидели, — аэростат ходячий, в клетчатых штанах, в кашемировом белом свитере. Сели мы, значит, выпили, а он и говорит Джилу Свонсону — вертлявый такой парень, кто и добыл мне приглашение. «Предупреждал тебя, Джил, — говорит наш Большой Джордж, — не нужно было сюда звать всякую шпану». «Ты это про что, Джордж?» — говорит Джил, а Джордж ему: «Пораскинь мозгами, Джил. Мы тут играем раз в месяц вот уже как семь лет, и до сих пор все было в порядке. А теперь — ты навешал мне про этого парня лапши, будто он, мол, классный игрок, припер меня к стенке, так что я согласился, и смотри, что вышло. Здесь лежали моих восемь тысяч, какая-то шваль их сперла, и ты думаешь, я это так и оставлю?»

Джил не успел ничего сказать, я сам подошел к Джорджу. Наверное, мне было лучше не разевать пасть, но облил он меня будьте нате, и я вообще едва ему в морду не дал. «Ты какого хрена несешь?» — сказал я ему. «А такого, что ты нас тут здорово всех обул», — говорит он и давай в меня тыкать пальцем. Тычет, значит, своим жирным пальцем и говорит: «Не надейся, что тебе и твоим дружкам это сойдет. Ты у меня за это заплатишь, Поцци. Ты у меня все получишь сполна». Теснит меня, значит, в угол, тычет в меня своим пальцем и еще орет на меня. Он здоровый, этот Джордж, ростом примерно шесть и два, шесть и три. Лет ему пятьдесят, но — здоровый, и тут я, значит, соображаю, что с ним связываться — самому нарываться. «Убери руки, свинья жирная, — говорю, — отвали». Но эта зараза отступать и не думает, только еще больше разозлился. Сгреб меня за ворот, и тут терпение мое лопнуло, и я как врезал ему под дых. Сам к двери, но шага три не добежал, не успел — юрист меня перехватил, и руки мне за спину. Пока я пытался вырваться, Джордж оклемался и как начал меня лупить, да прямо в живот. Это кошмар, что такое было, приятель, ну просто как Панч и Джуди — устроили мне месиловку. Я, значит, вывернусь, а меня снова кто-нибудь хватает. Только Джил не вмешивался, но что бы он мог сделать, один-то против четверых. Так что обработали они меня. В какой-то момент даже показалось — убить хотят, но им только нужно было разрядиться. Сильные все попались, гады, но, в общем-то, я отделался синяками, а потом наконец удрал. Вывернулся, а двое — за мной. Только дался бы я им во второй раз, как же. Дунул к лесу как угорелый. Если бы не ты, и сейчас бы, наверное, еще туда шел.