Ирина Левитес - Зал потерянных шагов

Она оттягивала разговор с мужем, находя множество неотложных дел, что было нетрудно, поскольку в разгар путины дел действительно было по горло, даже поесть спокойно — и то не всегда получалось.

Женя исподволь следила за Павлом, выгадывая удобный момент для важного разговора, не подозревая о том, что за ней самой хвостиком ходит Мишка, преследуя ту же цель. Мишка после памятного дня, когда, по его образному выражению, «спалили всю контору», старательно изображал невиданное послушание и рвение в труде. Женя отметила его странную покладистость, но приписала ее угрызениям совести. В действительности историю с Оксаной Миша выбросил из головы почти сразу, и сейчас вил круги вокруг матери совсем по другой причине. Наконец он поймал Женю, когда она шла в икорный цех.

— Ма! Я тебе сказать хотел. — Мишка стоял, нависая с высоты своего роста над маленькой Женей, которая всегда шутила, что для того чтобы дать сыну подзатыльник в воспитательных целях, ей придется встать на табуретку. — Ма! Короче: я институт бросил.

Женя потеряла дар речи, не в силах переварить невероятную информацию, а Миша поспешил успокоить ее и скороговоркой продолжил:

— Ты только не волнуйся. В армию я не пойду. Я уже перепоступил на другой факультет.

— Какой другой? — ничего не понимая, растерянно спросила Женя.

— Исторический! — брякнул Миша и заторопился обосновать свой выбор: — Я собираюсь этнографией заняться. Ты не представляешь, как это интересно! Изучать народы всякие, их обычаи, ездить в экспедиции…

— Какие еще экспедиции? — возмутилась Женя. — Мы с отцом тебя специально на менеджмент отправили, чтобы ты семейным бизнесом занялся! Бизнес, между прочим, тебе по наследству достанется. Мы для кого стараемся?

— Понятия не имею! — разозлился Мишка. — Я вам что, раб? Приковали меня цепями к этому цеху, а мне это неинтересно. Неинтересно, понимаешь? Я эту рыбу вашу терпеть не могу! И видеть ее больше не желаю!

— Эта рыба тебя кормит, — обиделась Женя. — Ты на нас с отцом посмотри: стараемся, недосыпаем, без выходных работаем. Лишь бы у тебя все было.

— А мне этого не надо, — ответил Миша. — Мне совсем другое надо. Я не хочу, чтобы мои дети брошенными росли, как я. Лучше бы ты дома сидела. Или работала днем, как все нормальные люди. А по вечерам ужин готовила. Ты когда последний раз дома была? Все рыба эта проклятая!

Мишка повернулся и в знак протеста отправился пешком по дороге к поселку, к остановке рейсового автобуса. Он шел, слегка ссутулившись из-за детской привычки маскировать свой внезапно нагрянувший рост, твердо впечатывая шаги в пыльный проселок, словно ставя упрямые точки в споре с матерью.

Женя растерялась. Мало того, что у нее и без Мишкиных фокусов крупные неприятности, так еще и это вдобавок. Она и не предполагала, что Миша тяготится их семейным делом, в которое они вложили все свои силы, время, знания, деньги. Когда-то Женя услышала выражение, понравившееся своей точностью: «Бизнес должен быть таким, чтобы его было не стыдно оставить своим детям». Женя это поняла по-своему: производство должно быть надежным, свободным от долгов и достойным. А не каким-нибудь двусмысленным. Они могли гордиться своим трудом, поскольку производили продукты питания самого высокого качества. То, что нужно людям. И краснеть за свой труд им не приходится.

Она присела на деревянную скамейку у вагончика и застыла. Прятать от Павла потухшие глаза, каменно застывшее удрученное лицо и пересохшие губы уже не хотелось. Он подошел, взял ее за руку, как маленькую, и повел в вагончик. Усадил напротив себя на походную кровать и приказал:

— Выкладывай.

Женя молчала. Что именно выкладывать — она знала. Но какие слова при этом произносить — нет.

— Жень, я вижу — с тобой что-то происходит, — изменив решительный тон, мягко сказал Павел.

— Мишка институт бросил, — мрачно ответила Женя. — В другой поступил. На исторический факультет. Этнографом стать собрался. Экспедицию ему подавай.

— Вот дает! — восхитился Павел. — А я все думаю: почему он в город зачастил? А вот оно в чем дело… Ну и молодец! Пусть ищет себя. Смотри-ка, не побоялся!

В голосе Павла сквозило неподдельное восхищение самовольным поступком сына. Но, посмотрев на Женю, увидел, что ее гложет какая-то иная боль, не связанная с Мишкиными выкрутасами.

— Да что с тобой, в самом деле?

— Ничего особенного. Мне послезавтра в больницу идти. На аборт, — решилась Женя.

Вот и все. Ничего страшного. Самые главные слова она уже произнесла. А говорить о большом сроке она не будет. Вот если Павел спросит об этом, она скажет правду.