— Новенькое, сэр? Видите ли, в данном случае специфика такова…
— Я имею в виду, тема разработана вдоль и поперек. Не знаю, право, с какого ракурса ее еще не рассматривали, но лично мне думается…
— Сэр, я бы поставил вопрос иначе… — встрял Уэлч.
Ректор и Уэлч заговорили разом, без пауз: один брал повышением тона, другой — децибелами. Общее впечатление было, будто двое чтецов, вместо того чтобы выступать дуэтом, тянут одеяло каждый на себя. Диксон с Гор-Эркартом оказались позабыты. Мало-помалу стихли все голоса, кроме этих двух. Первым сдался ректор; через секунду Уэлч, подобно оркестру, среагировавшему на каденцию солиста, тоже резко замолк.
— Достойна она переформулирования или нет, — подытожил ректор.
Внимание отвлек швейцар Маконохи с подносом — нынче подавали херес. Усилием воли Диксон удерживал ладонь у бедра, пока угощались три важные персоны, наконец позволил себе взять самую полную из оставшихся рюмок. Архивариус, на подобных мероприятиях контролировавший подачу спиртного, обычно прикрывал лавочку уже после двух обносов — для всех, кроме ректора и его собеседников. Диксон знал: через несколько минут придется откланяться, — и хотел выжать из расклада максимум. Он ощущал легкий дискомфорт одновременно везде и нигде, однако в один прием ополовинил новую рюмку: содержимое плавно присоединилось к трем предыдущим хересам и полудюжине порций виски. Закралась крамольная мысль, что мандраж перед лекцией — это излишество; Диксон закрепил ее новым глотком. Было десять минут седьмого — и двадцать до лекции.
Диксон оглядел переполненную комнату отдыха. Казалось, нынче собрались все, кого Диксон когда-либо знавал, если не считать родителей. На расстоянии нескольких футов миссис Уэлч беседовала с Джонсом; она же несла косвенную ответственность за его присутствие, в обычных обстоятельствах непредставимое. Чуть дальше стояли Бертран и Кристина; их разговор на оживленный не тянул. У окна Баркли, профессор музыки, наступал на профессора английского языка — речь явно шла о совете колледжа на следующей неделе, и Баркли, конечно, убеждал голосовать за изгнание Диксона. По другую сторону Бисли развлекал Голдсмитов — те смеялись. Всюду мельтешили лица, до той или иной степени знакомые Диксону, — экономисты, медики, географы, социологи, юристы, инженеры, математики, философы, преподаватели с кафедры языков германской группы и сравнительной филологии, лекторы обоего пола и основных европейских языков. Диксону хотелось обойти каждого и каждому лично сообщить, сколь много он его обяжет, если уберется восвояси. Впрочем, нашлось с полдюжины персонажей, никогда прежде Диксону не встречавшихся; эти могли быть кем угодно — от заслуженных египтологов до дизайнеров по интерьеру, явившихся, чтобы сделать замеры для коврового покрытия. Большую группу составляли местные важные персоны: пара членов совета графства с супругами, модный священнослужитель, врач в рыцарском звании — все члены совета колледжа. Чуть сбоку Диксон не без содрогания заметил композитора, почтившего «концертец». Рассеянно и тщетно поискал глазами скрипача-любителя.
Через несколько секунд ректор отошел к важным персонам и обратился к модному священнослужителю. Ремарка была встречена смехом; смеялись все, кроме врача в рыцарском звании — врач метал мрачные взгляды. Почти одновременно миссис Уэлч телепатировала Уэлчу, и Диксон остался с Гор-Эркартом.
— Ну, Диксон, и давно вы здесь?
— Без малого девять месяцев. Меня взяли прошлой осенью.
— Вы, похоже, не слишком довольны — я прав?
— Да. В целом правы.
— А в чем проблема — в вас или в заведении?
— Думаю, и во мне, и в заведении. Они мое время тратят, я — их.
— Понятно. Выходит, преподавать историю — занятие бессмысленное?
Диксон решил говорить начистоту:
— Нет. Если бы историю преподавали вдумчиво, человечество уже давно как сыр в масле каталось бы. Но не получается. Все время что-то мешает. Не знаю, чья тут вина. Основная проблема в плохом преподавании. Плохие студенты погоды не делают.
Гор-Эркарт кивнул, бросил на Диксона быстрый взгляд.
— Ну а сегодняшняя ваша лекция — чья это была гениальная мысль?
— Профессора Уэлча. Я не мог отказаться. В случае удачи мое положение существенно стабилизируется.
— Амбиции, да?
— Нет. Просто я с самого начала показал себя с худшей стороны. Сегодняшняя лекция может спасти меня от увольнения.
— Вот что вам не повредит, юноша. — Гор-Эркарт схватил два хереса с подноса Маконохи, следовавшего к группе с ректором.
Читать дальше