Они ехали по Колледж-роуд, держась середины. Напрасно сигналили грузовики. Диксон косился на Уэлча — и не без удовольствия отмечал, что тот сохраняет на лице выражение спокойной уверенности, словно бывалый квартирмейстер в грозу. Диксон снова закрыл глаза. Он надеялся, что после второго неуклюжего переключения передачи (которое Уэлчу еще предстояло) тот оставит тему колледжа. Диксону казалось даже, что лучше послушать о музыке или об успехах сыновей Уэлча — женоподобного литератора Мишеля и бородатого околоживописного пацифиста Бертрана (так их характеризовала Маргарет). Впрочем, Диксон знал: какую бы тему ни выбрал Уэлч, задолго до конца поездки его, Диксона, лицо будет походить на старый полупустой мешок — от потуг растянуться в улыбке, продемонстрировать интерес и вставить пару дозволенных словечек, а также от лавирования между пропастью смертной скуки и вулканом гнева.
— Диксон… Хм-хм!
Диксон открыл глаза и состроил гримасу стороной лица, которая была обращена к окну.
— Да, Профессор?
— Насчет этой вашей статьи.
— Я… Я, видите ли…
— Вам Партингтон уже ответил?
— Да, ответил. На самом деле я отправил статью ему первому, как вы помните, и он сказал, что обилие прочего материала…
— Что?
В попытке возможно дольше скрывать от Уэлча его провал в памяти и тем обеспечить себе путь к отступлению Диксон понизил голос до приглушенного:
— Как я вам говорил, Партингтону сейчас некуда втиснуть мою статью.
— Некуда втиснуть? Так и сказал: некуда втиснуть? Впрочем, вполне понятно: им каждый день шлют целый… целый вагон всякой… всякой дребедени. Однако, должно быть, если какой-то материал вызывает их заинтересованность, они… полагаю, они тогда… Диксон, вы только Партингтону статью отсылали?
— Нет, еще Кейтону, который месяца два назад в литературном приложении к «Таймс» анонсировал новое историческое обозрение с международным уклоном или что-то в этом роде. Я думал, меня сразу напечатают. В конце концов, новому журналу не с руки материалом разбрасываться…
— Вы правы — всегда следует пытать счастья в новых журналах. Некоторое время назад в литературном приложении к «Таймс» анонсировали такой журнал. Фамилия редактора — Пейтон или что-то созвучное. Попробуйте обратиться к нему, раз уж так вышло, что более солидные издания не имеют возможности напечатать вашу… ваш труд. Кстати, как вы его назвали?
Диксон смотрел в окно, на ярко-зеленые поля — апрель выдался дождливый. Ошеломил его не эффект двойного разоблачения, ибо диалог получился совершенно в стиле Уэлча — нет, Диксона пугала перспектива озвучить название статьи. Название было идеальное — вся бессмысленность, вся пустячность темы, вся похоронная процессия нагоняющих сон фактов, весь псевдосвет, проливаемый на псевдопроблемы, кристаллизировались в этом наборе слов. Диксон прочел — или начал читать — десятки подобных статей, однако своя казалась ему хуже большинства чужих по причине тона, взятого с первых строк, тона, в теории не оставляющего у читателя сомнений в значимости подобного текста для исторической науки. «С учетом необъяснимого факта замалчивания этой животрепещущей темы» — вот как она начиналась. Какого-какого факта? Какой-какой темы? Чего-чего животрепещущего? Мысли, не сопровождаемые осквернением и сожжением энного количества машинописных листов, только добавляли Диксону в собственных глазах ханжества и глупости.
— Как я его назвал? — эхом откликнулся он, имитируя ранний склероз. — Ах да. «Влияние усовершенствованных методов кораблестроения на развитие экономики в период с 1450 по 1485 год». В конце концов, именно об этом…
Не в силах закончить фразу, Диксон повернулся налево — и встретил напряженный взгляд. С расстояния в девять дюймов на него смотрел водитель фургона, который Уэлч вздумал обгонять на повороте, там, где дорогу стискивали две высокие стены. Из-за поворота навстречу выруливал тяжеловесный автобус. Уэлч немного сбавил скорость, уверенный, что теперь они будут позади фургона, когда последний поравняется с автобусом, и решительно сказал:
— Название очень удачное, даже не сомневайтесь.
Прежде чем Диксон успел бы прижать колени к грудной клетке или по крайней мере снять очки, фургон затормозил и исчез, водитель автобуса, отчаянно и беззвучно ругаясь, ухитрился прижаться к дальней стене, машина же с сухим грохотом, которым долго еще тешилось эхо, проскочила вперед. Диксон, в целом довольный, с сожалением подумал, каким логичным и даже эффектным завершением разговора стала бы мгновенная смерть Уэлча. Сожаление усилилось, когда Уэлч как ни в чем не бывало продолжил:
Читать дальше