Джим Гаррисон - Гей, на Запад!

— Шарон сказала, что мы пытаемся окрасить мир в наши цвета, хотя у него уже есть свои, — сказал Б. П.

Он еще раз посмотрел в телескоп, заметив под попугайным деревом не птичье движение. Это была женщина в белом узеньком бикини, и, подрегулировав фокус, он увидел несколько коротеньких волосков над соском одной из грандиознейших грудей на свете. Боб заглянул и сказал, что это Нина Колдбрэд, итальянский телемагнат, решила обзавестись румяной корочкой. Когда он предложил ей виллу за ее общество, она только зевнула и рыгнула — так, по крайней мере, сказал Боб. Боб приник к телескопу надолго, а Б. П. почувствовал, что уже перебрал красоты, что на просторах Севера можно всю жизнь прожить, не увидев подобной женщины, а если выпадет такое, то станет драгоценным воспоминанием. Может быть, человеку лучше бы жилось, если бы его опыт был более ограниченным и даже не включал в себя шелкового тарана, из-за которого с прошлой ночи у него саднит лицо. Может быть, этот опыт вбил ему в голову сколько-нибудь разума, а может быть, нет.

Когда Б. П. притормозил машину перед охраняемыми воротами неподалеку от Бенедикт-Каньона, где, по сведениям, остановился Лон Мартен, Боб не на шутку занервничал. По алкогольно-туманным воспоминаниям, это был дом какого-то студийного главаря, грозы сценаристов, но какого именно, Боб не помнил. Он перетряхнул список названий студий, потом вспомнил «Юнивёрсал» и успокоился, потому что там мосты были и так сожжены после одного не особенно удачного проекта «Кто-то назвал это вторником» — о сексуальных авантюрах жены республиканца. Боб велел Б. П. нажать звонок, а когда голос спросил: «Что вам угодно?» — крикнул: «Мы из Народа!» — и громадные ворота открылись как по волшебству. Боб сказал Б. П., что хозяйка дома — активная защитница гражданских прав и специализируется по индейцам. Они проехали через кирпичный туннель — последнее слово организации охраны бог знает от чего — и очутились на громадной лужайке перед домом в тюдоровском стиле. Посреди лужайки, но недалеко от дорожки женщина в сиреневом пеньюаре и три несомненных индейца с длинными черными конскими хвостиками играли в крокет. Еще один мужчина спал под сосной. Боб усмехнулся:

— Ирония чешет в усталой заднице. Краснокожие играют в крокет.

— Не совсем так. Крокет изобрели оджибуэи, только шары вырезали вручную из древесины дуба, пораженного молнией.

От напряжения ум у Б. П. начал куролесить. Он понял, что человек под сосной, принявший сидячее положение, — не кто иной, как Лон Мартен.

Они вылезли из машины, и женщина кинулась к ним со словами: «Боб, Боб, Боб, добро пожаловать!» Боб вспыхнул от удовольствия — она помнит его имя, — но потом сообразил, что память у нее, наверное, не затуманена алкоголем. По обычаю этих краев они обнялись, и она поклонилась Б. П., приняв его за подшефного, но тот, сосредоточенный на своей цели, уже шагал через воротца к Лону Мартену. Очень крупный лакота, [16] Самоназвание западных индейцев сиу. так, по крайней мере, значилось на его майке, преградил дорогу Б. П., поскольку Лон Мартен заверещал и полез на сосну. Б. П. осмотрел мускулатуру лакоты, потом поглядел поверх его широкого плеча на Лона Мартена, верещавшего на дереве.

— С тобой я не ссорился, вождь. Он украл у меня медвежью шкуру. В свое время я был лучшим кулачным бойцом во многих округах. И еще не совсем разучился.

— Он украл у тебя медвежью шкуру? — Лакота повернулся и посмотрел на древесного Лона Мартена, потом опять на Б. П. — Я видел медвежью шкуру вчера. Думаю, он мог ее продать.

— Мне дал ее мой дядя Делмор. Это был его медвежий талисман, он отдал его мне, когда переехал на юг и перешел на черепаховые.

— С вами, чиппевами, мы никогда не дружили, но времена изменились. Даже в наши дни нельзя красть у человека медвежий талисман.

Лакота кивнул и отступил в сторону, но теперь за Б. П. шли к дереву уже все присутствующие. Б. П. подобрал пару крокетных шаров, взвесил на ладони и метнул один в задницу Лона Мартена, высовывавшуюся из-за сука. Боб попытался схватить Б. П. за руку, но безуспешно. Лакота и Боб объяснили ситуацию хозяйке, которая заламывала руки в ужасе перед зрелищем мужского гнева — подобное происходило и с ее супругом, но в более сдержанных формах. Она остановила руку Б. П., когда он готовился запустить вторым шаром в голову Лону Мартену.

— Лон Мартен, я могу влезть и содрать тебя с дерева, как медведь! — заорал он, правда повернувшись при этом к женщине, державшей его за руку.