Антон Уткин - Дорога в снегопад

— Спасибо, братишка! — крикнул ему охранник, ловко вскакивая на ноги.

Алексей поднял руку жестом римского императора, хотя было ему совсем не до шуток.

— Как же вы здесь живете? — превозмогая боль, но с интересом выдавил из себя Алексей, когда к нему с выражением немого ужаса приблизился Угодников, обеими руками прижимая к груди свой пухлый портфель.

Милиция появилась буквально через несколько минут, а следом подъехала «Скорая». Врачи отвели Алексея в карету и там перевязали. На счастье резиновая пуля прошла вскользь, повредив небольшой участок плоти левого бедра, нога вполне себе слушалась, и от госпитализации Алексей отказался. Покончив с заявлением, которое писал под диктовку предложившего это сделать капитана, он позвонил Антону, поведал ему о своем приключении и попросил приехать забрать его.

— Едем, — выслушав подробности, загадочно ответил тот почему-то во множественном лице.

Кафе между тем возвращалось к своей нормальной жизни. Люди, входившие с улицы, ничего не знали о произошедших здесь событиях, спокойно усаживались кто за столики, кто за компьютеры, лишь мельком оглядывая группу из нескольких милиционеров.

— Отъезжать никуда не собираетесь в ближайшее время? — поинтересовался у Алексея милицейский капитан.

— В ближайшее — нет, — ответил Алексей. — А что?

— Лучше пока не отъезжайте, — сказал капитан.

Алексей подошел к стойке и попросил заказанный еще до скандала американский кофе. Девушка, выдавшая заказ, взирала на него со священным ужасом. На втором глотке подошел охранник, скула которого наливалась гематомой.

— Ну, ты как? — виновато, но с искренним участием спросил он.

— Да как? — пожал плечами Алексей. — Во что универ превратили, гады.

— Это еще что! — оживился охранник, видимо, обрадованный тем, что Алексей пребывает в стоическом спокойствии. — Рука-то у меня, видишь? — Он покачал зафиксированной в локте правой рукой.

— Что с ней? — спросил Алексей.

— То самое, — подтвердил охранник. — Неделю назад кипеш здесь устроили. А я, блин, один. А они, блин, стаями ходят. И все на говне.

— Это как? — изумился Алексей никогда неслыханному определению.

— Ну, с оружием все, — пояснил охранник. — Кто с травматикой, кто с ножами.

— В ВДВ служил? — спросил Алексей, заметив у него на руке в ложбинке между указательным и большим пальцем небольшую наколку.

— Ага, в Псковской. В Чечне был… А что, тоже служили? Где? — поинтересовался охранник, переходя вдруг на «вы».

— Да давно это было, — сказал Алексей. — Ты даже названий таких не знаешь.

— Я восьмидесятого года рождения, — счел нужным сообщить охранник.

— Болград, — сказал Алексей. — Слыхал?

— Не-а, — вздохнул парень.

— А милиция куда же смотрит? — спросил его Алексей.

— Милиция! — весело фыркнул охранник, как будто Алексей сказал что-то необычайно смешное и нелепое. Но так и не удалось выяснить, что так развеселило охранника, потому что в эту минуту в кафе появился Антон в сопровождении до боли знакомого Алексею человека. Человек этот приблизился к Алексею немного развязной походкой, мощно встряхнул его руку в приветственном пожатии, и Алексей узнал Графа.

— Здорово, Фроян, — весело, насмешливо поздоровался Граф, словно они расстались только вчера, а ведь Алексей не видел Графа лет девять. — С кем бился?

Удивленный его появлением, Алексей не нашелся даже, что сказать, и только молча опять протянул руку. Во второй раз Граф пожал ее более сдержанно и деловито, с выражением какого-то профессионализма на лице, разглядывал последствия потасовки.

— Брюки жалко, — сказал Алексей, — потеребив распоротую штанину.

— Да херня, — заключил Граф, закончив осмотр раны и перевязки. — Сейчас этих брюк как грязи. Поедем щас новые купим.

— Ну куда сейчас-то, — возразил Алексей, — народ пугать. Дома-то есть.

Когда-то, в детстве и юности, Граф был Антону и Алексею и другом, и врагом. Звали его Сережа Ведерников и жил он в доме через улицу, всего-то в двух минутах ходьбы, но это, по неофициальной районной топографии, было уже совсем другое молодежное объединение. Вообще все кварталы района были поделены согласно сложно уловимым принципам и носили названия «Лимония», «Аврора», «Китайка», «Ежи» и т. п… Конечно, взрослые или престарелые обитатели района понятия не имели, что живут, скажем, в «Лимонии» или на «Тропе», а вот для подростков эти слова служили значениями сложных отношений иерархии и опознавательными знаками. В целом, правила жизни этих мини-образований мало чем отличались от жизни мирового сообщества. Большей частью между «Лимониями» и «Аврорами» держался худой мир, но нередко разгорались войны, высшим выражением которых служили массовые драки, разгоняемые милицией. Иногда внешние обстоятельства, как то конфликты с удаленными неприятелями с Сетуни и Рабочего поселка, заставляли их объединяться, однако по миновании угрозы конфедерация снова распадалась на независимые, блюдущие свою честь и интересы феодальные княжества.