Норман Мейлер - Нагие и мёртвые

Сегодня ночью будет нанесен удар по генералиссимусу Каммингсу...

А, дерьмо все это!

Невозможно докопаться до истины. Сама история часто не дает никакого ответа. Что остается? Сесть поудобнее и ждать, пока фашисты сами себе не нагадят...

Нет, так нельзя. Сидеть и ждать - этого явно недостаточно, надо по мере своих сил оказывать сопротивление. Например, взять и отказаться от офицерского звания.

- Хирн - Дон-Кихот. Буржуазный либерал.

И все-таки когда он вернется, он позволит себе эту маленькую прихоть. Если искать основания, они, вероятно, окажутся гнусными, но еще гнуснее оставаться командиром и руководствоваться еще более отвратительными мотивами. Уйти - значит оставить взвод Крофту, а остаться - превратиться в еще одного Крофта.

Мартинес прошел несколько сот ярдов по высокой траве, все время держась в тени скал. По мере продвижения с него слетели остатки сна. Он был в полусне, когда разговаривал с Крофтом, и ничто в этом разговоре не взволновало его и не вывело из полусонного состояния. Он уяснил задачу и почти бессознательно повиновался, не задумываясь над ее смыслом. Продвигаться ночью в одиночку по незнакомой территории не казалось ему особенно опасным или странным.

Сейчас, когда его сознание прояснилось, все становилось понятнее. "Чертовски дурацкое дело", - подумал Мартинес, но потом отбросил эту мысль. Раз Крофт сказал, что это нужно, значит, так оно и есть.

Все его чувства обострились. Он продвигался вперед легким бесшумным шагом, ступая сначала на каблук, а затем - осторожно - на носок, стараясь не задевать траву, чтобы она не шелестела, Человек в двадцати ярдах от него мог не заметить, что кто-то приближается. Несмотря на все эти предосторожности, он двигался довольно быстро. Как опытный разведчик, он ступал уверенно и бесшумно, вовремя избегая камешков и веточек. Он двигался скорее как зверь, а не как человек.

Ему было страшновато, но этот страх не парализовал, а, напротив, обострял работу всех органов чувств. На судне, в десантном катере, с которого он высадился на Анопопее, десяток раз позднее он был близок к истерии, терял волю, но это состояние не шло ни в какое сравнение с теперешним. Если бы ему пришлось перенести еще один артиллерийский налет, он, возможно, и сломался бы окончательно; страх рос в нем только в тех случаях, когда он ничего не мог предпринять, не мог оказать сопротивление. Сейчас он был сам за себя в ответе, более того, он понимал, что выполняет задание, на которое мало кто еще способен, и это поддерживало в нем силы. Воспоминания о других разведывательных операциях, которые он успешно выполнил в минувшем году, как бы подкрепляли эти мысли.

"Мартинес - лучший солдат в разведывательном взводе", - подумал он с гордостью. Так однажды сказал ему Крофт, и он никогда не забывал этого.

Минут через двадцать Мартинес достиг уступа скалы, где они нарвались на засаду, присел на корточки за деревьями и осмотрел уступ, прежде чем пойти дальше. Из-за уступа он осмотрел поле и рощицу, из которой японцы обстреляли их. В лунном свете равнина отливала тусклым серебром, а роща представлялась монолитным черно-зеленым массивом гораздо более густого цвета, чем тень, которая окружала ее. Позади и справа от себя Мартинес угадывал огромный массив горы, смутно проступавшей в темноте подобно грандиозному монументу, подсвечиваемому слабыми прожекторами.

Минут пять он осматривал поле и рощу, ни о чем не думая; казалось, он весь превратился в глаза и уши. Напряжение, с которым он вел наблюдение, легкое щемление в груди были приятны, как бывает приятно человеку на первой стадии опьянения. Мартинес сдерживал дыхание, хотя и не отдавал себе в этом отчета.

Кругом было тихо. Он не слышал никаких звуков, кроме шелеста травы. Медленно, почти лениво он переполз через скалу и присел в поисках тени, где можно было бы спрятаться. Однако пройти к роще так, чтобы не попасть под лунное освещение, было невозможно. Мгновение он раздумывал, затем вскочил на ноги, постоял на виду несколько ужасных секунд и вновь бросился на землю.

Никто не выстрелил. Может, его появление было слишком неожиданным? Вполне вероятно, что, если в роще есть японцы, они были настолько удивлены, увидев его, что не успели открыть огонь.

Мартинес вновь поднялся на ноги и быстрыми прыжками преодолел половину дистанции, а потом упал плашмя позади валуна.

Никакой стрельбы. Он пробежал еще тридцать ярдов и укрылся за другим валуном. Роща находилась теперь менее чем в пятидесяти футах от него. Он прислушался к своему дыханию, вглядываясь в овальную тень от валуна. Все его чувства подсказывали, что в роще нет ни души, но доверять чувствам было слишком опасно.