Прийя Базил - Имбирь и мускат

— Хватит! — кричал он сыну. — Это же свадьба твоего брата! Выбери другой день для ссор! — Младший всегда во всем сомневался и ввязывался в драки.

Чода и не думал останавливаться. Он уже вошел во вкус, и бурное недовольство окружающих, словно ураган, тащило его дальше по пути протеста.

— Питхаджи, мы просто разговариваем. Что тут плохого?

— Поболтаете в другой раз. — Отец взял Чоду за руку и попытался увести подальше.

— Вот и хорошо. — Грантхи вновь обратил взгляд на стол.

— Ты ничего не понимаешь! — вырывался Чода.

— Имей уважение!.. Во имя Вахегуру, успокойся… О Руба, спаси нас!.. Подумать только, и это сегодняшняя молодежь… — Со всех сторон на них сыпались упреки и мольбы. Чоду схватили.

Он освободился и заорал:

— Что?! Как это понимать? Почему нельзя спокойно поговорить о вере — все сразу оскорбляются?!

Грантхи воздел руки и призвал собравшихся к спокойствию. Гости были так разгорячены, что даже не заметили его жеста, продолжая кричать и махать руками.

Чоде не было до них дела, он накинулся на священника:

— Следовать добрым примерам, говорите? Да что вы понимаете! Ваши примеры годятся только для гурудвары! А снаружи надо приспосабливаться. — Он показал на окна. — Нельзя сидеть в храме и проповедовать образ жизни, который давным-давно устарел! Если мы не откроемся новому миру, с нами не будут считаться!

Чей-то кулак опустился на плечо Чоды, но он не заметил. Женщины кричали:

— Это же свадьба твоего брата! Угомонись!

Он их не слышал. Годами копившийся гнев выплеснулся наружу.

— Я вам покажу!

Чода бросился к кухне, расположенной в другом конце зала.

Там под возмущенными взглядами женщин, накрывавших на стол, он сорвал с себя тюрбан и швырнул в сторону. Затем, отыскав какой-то пропахший луком нож, принялся за волосы. Почти в тот же миг ветер влетел в открытые окна кухни — словно Господь испустил жалобный стон. Он подхватил локоны Чоды и разметал по всей комнате. Волосы упали в большие кастрюли с далом и чунной, кипевшие на огромных газовых плитах. Угодили прямо в открытые мешки с рисом и мукой, забились в щели между разделочными столами, полками и холодильниками. Они покрыли все гарниры и десерты, которые должны были попасть на свадебный стол.

Женщины всполошились, забегали по кухне и стали ловить чатта — волосы Чоды, — чтобы те не попали в остальные блюда. Мужчины столпились вокруг злоумышленника и попытались забрать у него нож. Сзади, в дверях, стояли потрясенные бабушки и взбудораженные дети, мечтая хоть одним глазком увидеть происходящее. Грантхи-джи обомлел, аппетит пропал, стоило ему обнаружить своеобразную «заправку». Наконец Чода поднял голову. Клочья искромсанных волос обрамляли его лицо. Гвоздика выпала из петлицы, и ее лепестки рассыпались по полу, похожие на капли крови.

— Смотрите! — Он потряс кулаком. — Вот вам и честь без всякого тюрбана! Теперь я смогу добиться успеха. Вы увидите, что можно быть хорошим стриженым сикхом! И тогда съедите свои слова.

С этим он покинул свадьбу.

Отец Чоды упал на колени от стыда, мать завыла, а братья и сестры съежились под осуждающими взглядами свидетелей преступления. Жених и невеста не осмеливались смотреть друг на друга — ничего хорошего такая свадьба предвещать не могла. Родственники как один кляли Чоду. Все были потрясены и возмущены его варварским поведением. У каждого имелась собственная теория, почему это произошло. Кто-то утверждал, что дело в чрезмерной образованности — этот умник решил, будто он лучше других. О чем только думал отец Чоды, поощряя сына в получении степени? Всякий ученый заслуживает подозрения. Надо же, винить тюрбан в своих бедах — какое вероломство!

Другие говорили примерно следующее: эта страна — чересчур свободная, молодым трудно обрести необходимый баланс, и подобные вспышки безумия неизбежны. Как жаль, у мальчика такие достойные родители! Хуже всего, что это приключилось на свадьбе. Люди не скоро забудут выходку Чоды… хорошо, хоть волосы отрастут. Может, еще не все потеряно…

А тем временем на кухне женщины, ответственные за угощения, выбирали волосы из еды. Они трудились над кастрюлями, подносами и сковородами, вытягивая волосок за волоском, пока их спины не заболели, а в глазах не потемнело от долгого и мучительного поиска черных прядей святотатства. Стоило им подумать, что одно блюдо спасено, как всплывал еще один «осквернитель». Разве у людей бывает столько растительности на голове? Неудивительно, что ум Чоды помутился — груз-то нешуточный!