Прийя Базил - Имбирь и мускат

Он вздохнул. Разговор с женой — задача не из легких. Пожалуй, потруднее, чем открыть собственный магазин.

Письмо ничем не отличалось от всех остальных: такой же голубой конверт, аккуратный адрес отправителя на хинди и чуть менее аккуратный — получателя, на английском. Однако содержание письма потрясло Сарну до глубины души. Она не читала ничего подобного с тех пор, как увидела свою дату рождения в новом английском паспорте — 1925 год. На целых четыре года больше! Документами занимался Карам, Сарне пришлось только выстоять очередь за готовым паспортом. Она внимательно рассмотрела фотографию («Хаи! Из-за освещения кожа такая темная!»), а потом заметила дату: 1925.

— Что это?

— Дата рождения.

— Моя?!

Карам кивнул.

— Здесь ошибка. Мне вовсе не… — Сарна посчитала на пальцах, — не сорок лет!

Он пожал плечами:

— Какая разница? Никто не знает точной даты. Я и свою наугад поставил. Это же просто бумажка. — Карам придумал число, месяц и год рождения для себя и жены — в Индии таких сведений не записывали, да и Биджи, его мать, давно все позабыла.

Сарна пришла в ярость.

— Надо сказать им! — заявила она, когда подошла их очередь. — Это ошибка, нужно ее исправить! Я помню, когда родилась — в 1929-м.

— Я не волшебник и не могу исполнять все твои желания. — Карам не понимал, отчего она так разбушевалась.

— Они могут. — Сарна показала на работников иммиграционной службы.. — Это же их работа — следить, чтобы все было правильно. Я скажу им.

— Как? Думаешь, они знают пенджабский?

Сарна поджала губы:

— Какая разница — пенджабский, суахили или английский! Любой видит дату.

— Не глупи. — Карам стиснул ее руку. — Поднимешь шум, и тебя посадят в тюрьму. Потом мы все исправим, хорошо? Через несколько лет паспорт надо будет менять.

Так Сарна и поселилась в Лондоне — став на четыре года старше, чем в Кампале.

Разумеется, Карам прекрасно знал, а она догадывалась, что исправить дату уже не удастся, потому что для этого требовалось свидетельство о рождении. Раз его не было, данные для нового паспорта взяли из прежнего, обрекая Сарну на раннюю старость. Несмотря на очевидные выгоды — люди часто делали ей комплименты, да и пенсию она получила раньше положенного, — она так и не простила Караму эту оплошность.

Не поспеши Сарна прочесть письмо, может, она успела бы морально подготовиться к вестям от родных: обратила бы внимание на незнакомый почерк или на имя отправителя: не К. Танвир, а С. Танвир. Нет, она тут же принялась читать:

Дорогая сестра, я знаю правду.

После смерти Биби обо мне некому позаботиться. Я стала обузой для сестер. Они любят меня, но я им больше не нужна. Никому не нужна. Меня не берут замуж. Ты знаешь почему. Я хочу приехать в Лондон. Пожалуйста, я хочу к тебе. Чтоб начать новую жизнь, как и ты. Так будет безопасней и легче. В Англии никто обо мне не знает, а я ничего не скажу. Обещаю. Если ты мне не поможешь, я открою правду. Всем — твоему мужу, детям, родным и друзьям. Не заставляй меня так поступать. Если ты разрешишь мне приехать, я сделаю все, как ты захочешь.

От слов «я знаю правду» сердце Сарны забилось иначе: неровно и осуждающе. Вслед за бунтом самого главного органа разбушевалось все тело. Легкие хлестали ее изнутри глубокими и частыми вдохами. Желудок бранился приступами тошноты. Холодным потом вырвалась наружу совесть, а в ушах забила оглушительная сирена. Мысли покинули Сарну, оставив за собой лишь головокружительную пустоту и отчаяние. Ноги ослабли и подкосились, а между ними возникла знакомая ноющая боль, словно матка вот-вот выскользнет из тела. Крепко сжав письмо, Сарна упала на диван и зарыдала. Слезы не принесли ей облегчения — они текли медленно, точно капли концентрированного горя, жалили глаза, обжигали кожу и оставляли предательские влажные бороздки на щеках.

Прежде Сарна думала, что знает боль в лицо, как старого друга, но она и представить не могла, что у нее столько составляющих и что она может бить по стольким целям одновременно. Все чувства заметались в агонии: жалость к себе, любовь, вина, раскаяние… Сарна ощущала их, как сильнейшую боль. Она почти поверила, будто с годами уняла свое горе, хотя на самом деле только приглушила его. Как и дыхание, скорбь нужно выпускать наружу, иначе она поглотит изнутри. Сарна слишком долго сдерживалась. Письмо Найны вскрыло печати и освободило боль.

Рваные вздохи сменились горестными стенаниями. Она прижала листок к груди и стала раскачиваться из стороны в сторону.