Альфред Бестер - Обманщики

Уинтер протолкался на площадь и сделал отчаянную попытку смотреть в пять сторон сразу. Все пять улиц кишели людьми, а невысокий рост однорукой не позволял легко различить ее в толпе.

– Zolst ligen in drerd! – горько пробормотал синэргист, чувствуя, как «критический путь» петлей затягивается на шее.

В поисках ключа его глаза торопливо обшаривали все окружающее – от модного ателье, где шили одежду на иностранный манер (си-фу-чжуан) до «однорукого бандита», рядом с которым несколько кули играли в «камень-ножницы-бумага».

Джинки известны своей страстью к играм, будь это «камень-ножницы-бумага» или фань-тань, кости или карты, рулетка или компьютеризованная го. Не имея сил – да, впрочем, и особого желания – бороться, власти успокоились на том, что обложили огромным налогом игральные автоматы, которые по идее должны вытеснять неконтролируемые, идущие где попало игры. Из пломбированной кассовой коробки почти всегда можно изъять свою долю.

«Почти» – потому, что джинки народ жуликоватый и умеют надуть любой механизм Длительное время многие слот-машины оставались без полагающейся по статистике выручки – кассовые коробки оказывались совершенно пустыми, в них не было даже каких-нибудь там кружочков-шайбочек. Совершенно отчаявшись. Комиссия по азартным играм пообещала тысячу сайс вознаграждения – с гарантией освобождения от судебного преследования – тому жулику, который выйдет и честно расскажет, как все это делается. Так сказать. Главные Жулики забеспокоились о своей доле.

Хитроумный идальго явился на зов, открыл свой секрет и удалился с тысячей сайс в кармане – а может, на тачке, серебро – оно тяжелое. Он делал монеты в четверть сайсы из сухого льда, то бишь твердой углекислоты.

Попав в автомат, эта временно твердая валюта бесследно испарялась уже через пару минут.

Другое, неизвестное Комиссии жульничество с автоматами синэргизировал, пользуясь своим даром видения, Уинтер. Его вознаграждение оказалось не столь приятным.

Долго стоять столбом на перекрестке было рискованно, так ведь и внимание к себе привлечешь. Подойдя к однорукому бандиту, Роуг начал кидать в него монеты и дергать рычаг, ни на секунду не прерывая тяжелых размышлений. Так что же, искать утраченную нить где попало, по наитию? А может, вернуться на карнавал, и начать все с начала? Или спросить этих придурков, размахивающих руками в надежде выиграть друг у друга Большие Деньги? Так вот подойти испросить на соларанто: «Слушайте, ребята, тут не проходила недавно однорукая женщина?» Во-во. Именно так.

Он с ненавистью воззрился на слот-машину, в окошках которой вместо фруктов красовались цветы: ши-чжу (гвоздика), бай-хэ (лилия), цян-вэй (роза), ромашки, маргаритки и т.д. Роугу было не до этой чертовой джинковой эстетики, однако ему бросилось в глаза, что на третьем правом колесе неизменно появляется розмарин, погашающий выигрыш с тем же успехом, как и лимон в Лас-Вегасе.

– Вот гады накрутили машину, – пробормотал Уинтер, закидывая в щель очередную четверть-сайсу и очередной раз дергая рычаг. Снова розмарин. – Ведь не дают лоху ни малейшего шанса. Комиссия, наверное, в полном восторге – один доход. «Вот розмарин, это для памятливости: возьмите, дружок, и помните» <"Гамлет", акт 4, сцена пятая>. Только где же эта сучья Офелия и-Шу? Хрен с ним со всем!

Он сбросил еще одну монету. Снова розмарин. Почти решив уже возвращаться на карнавал, Уинтер последний раз посмотрел на все пять сторон одновременно и – mifabile visu <���самое странное (лат.)> – заметил свою Офелию в дальнем конце ведущего направо переулка; она с кем-то беседовала.

– Есть искра! – заорал синэргист, бросаясь по переулку. К тому времени, как он достиг нового перекрестка, женщина опять исчезла, но здесь стоял еще один автомат, правда, на этот раз компания азартных кули отсутствовала, а розмарин виднелся слева, на первом барабане. Уинтер скормил бандиту монету и дернул рычаг. Цветочки помелькали-помелькали и остановились, причем розмарин, который для памятливости, так и остался в левом окошке.

– Ни фига себе! – пораженно воскликнул Уинтер. – Ни себе фига!

И начал протискиваться налево, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в густой толпе. Предчувствие оказалось верным – женщина была здесь, только далеко впереди.

Дальше он высматривал уже не ее, а одноруких бандитов, дежурящих на стратегических перекрестках – и даже перестал кормить их серебряными подметками. Сомнений не оставалось: розмарин слева – иди налево, розмарин в центре – иди прямо, розмарин справа – поворачивай направо. И они никогда не уходят со своих мест, вне зависимости от того, сколько раз дергаешь ты ручку и какие другие картинки появляются в окошках. А второй розмарин просто не появляется никогда, ни при какой погоде.