Альфред Бестер - Обманщики

Затем последовало неизбежное вставание на дыбы, вскидывание зада, броски из стороны в сторону; все это сопровождалось высокими – тяготение на Ганимеде довольно слабое – прыжками. Крепко сжимая широкую спину ногами и придерживаясь одной рукой, Уинтер обнажил Потрошильный нож. И перерезал отважной вдове глотку.

Он явился в купол маори с двумя сердцами, нанизанными на копье Те Юинты.

Чествование победителя прошло в самой радостной обстановке. Уинтер оказался первым из королей, принесшим с охоты двойную добычу, и это сочли за благое предзнаменование. Дважды король Р-ог!

Били барабаны, но не в привычных белому человеку однообразных ритмах две четверти, три четверти или четыре четверти – традиционный маорийский стиль вообще не допускает постоянного ритма, барабаны ведут рассказ со всеми его паузами и знаками препинания, примечаниями и объяснениями.

Девушки и женщины танцевали, в их танцах тоже не было жесткой, раз и навсегда заданной структуры. Они разыгрывали древние маорийские предания, символическими жестами рассказывали о победоносных войнах, сломленных врагах, о героях, совокупляющихся со своими женами, чтобы произвести могучих потомков, которые поведут маори к еще более славным победам.

Пиршество поражало великолепием – нежный молодой крокодил (скорее всего похищенный из какого-нибудь негритянского купола), анаконда, десятифунтовые лягушки, импортное акулье мясо, конина и – конечно же – шашлык из мамонта. Из Мамонтов. Какой смысл оставлять две огромные туши друзьям и родственникам покойных на съедание? Кроме того имелись опиум и гашиш, приобретенные в турецком куполе.

Великолепно выбрав момент, в самый разгар празднества, когда дальше оно могло идти только на убыль, шаман препроводил Уинтера к тому самому возвышению, на котором его короновали; теперь там жарились мамонтовые сердца. Это была кульминация.

Глубоко поклонившись, шаман отступил и присоединился к вождям, ровным кольцом обступившим невысокую земляную насыпь. Ни один мускул не шевельнулся на лице Уинтера, когда раскаленный вертел обжег ему руки; он откусил огромный кусок первого сердца, разжевал – снова не поморщившись – шипящее от жара мясо и проглотил. Дикие крики восторга! Он повторил ритуал, проглотив кусок другого сердца, снова прозвучали вопли, но на этот раз они резко оборвались. Уинтер недоуменно посмотрел на толпу своих подданных, а затем – на вождей и шамана, в ужасе пятившихся от возвышения.

– В чем дело? – громко вопросил он.

Лицо шамана тряслось, он немо тыкал Роугу в ноги.

Роуг посмотрел вниз. Возвышение кишело какими-то мелкими тварями, все вылезающими и вылезающими из-под земли. У тварей не было отчетливой формы – серые, волосатые комки, они бестолково сновали под ногами, словно что-то разыскивая.

– Души Мамонтов! – Крик, прозвучавший из самой гущи собравшихся был полон ужаса. – Это души Мамонтов! Души Мамонтов, убитых королями!

Непонятное и неприятное происшествие потрясло Уинтера, но на лице его это никак не отразилось. Разве может король бежать, поддаваться панике?

Повторив (на этот раз в мертвой, гнетущей тишине) церемониальное сердцеедство, он положил вертел на прежнее место, повернулся и гордо, величественно покинул возвышение, даже взглядом не удостоив загадочных существ, все также ползавших под ногами. По словам Йейла, представление было первоклассным, с чем он и поздравил Роуга чуть позднее, уже в королевском дворце.

– Спасибо, Джей. Господи, да у меня же прямо ноги подкосились.

– Вот и у меня.

– А ты веришь в жизнь после смерти? В духов? В привидения? Вообще во всю такую мистику?

– Насчет животных – точно нет.

– Я тоже не верю. Что же это за штуки ползали тогда у меня под ногами? Ведь не души же Мамонтов.

– Сейчас узнаем, – пообещал Йейл. – Я поймал одну такую душу.

– Что?

– Подобрал ее, когда ты сходил с возвышения.

– Ну и где же она?

– Здесь.

Йейл распахнул церемониальную мантию и встряхнул одну из ее складок.

На пол вывалился маленький комок, покрытый серой шерстью; мгновение полежав неподвижно, он начал неуверенно ползать.

– Похоже на шкуру мамонта, – пробормотал Йейл. Он потрогал комок, осторожно его ощупал, а затем сдернул серый шерстистый лоскуток, обнажив существо совсем иного, чем прежде вида. – Да это же просто детеныш подковного краба, покрытый мамонтовой шкурой!

– Не трогай, – осек его Уинтер. – Это не детеныш краба, а вполне взрослая панцирная стоножка Кринга, ее яд смертельно опасен.