Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса

— Кстати, ты давно видел своего приятеля, Норриса?

— Да не так чтобы очень, — ответил я. — А что?

— Да нет, ничего, — подчеркнуто медленно произнес Фриц, нахально глядя мне прямо в глаза. — Просто я бы на твоем месте был поосторожнее.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мне тут про него рассказывали довольно странные вещи.

— Да неужели?

— Конечно, очень может быть, что и наврали. Ты же знаешь, как верить людям.

— И знаю, как ты людей слушаешь, Фриц.

Он ухмыльнулся, я ничуть его не задел:

— В общем, поговаривают, что этот твой Норрис — не более чем дешевый мелкий жулик.

— Ну, знаешь, я бы не сказал, что «дешевый» — это самый подходящий для него эпитет.

Фриц улыбнулся, этак терпеливо и свысока:

— Ты, наверное, будешь очень удивлен, если узнаешь, что он уже успел побывать в тюрьме?

— То есть ты хочешь сказать: я должен удивиться тому обстоятельству, что твои друзья говорят, что он сидел в тюрьме. Да ничуть. Твои друзья еще и не такого могут наговорить.

Фриц не ответил. Он просто стоял и улыбался.

— И за что же, интересно знать, его, с их точки зрения, посадили? — спросил я.

— Не знаю, — все так же медленно процедил Фриц. — Но кажется, могу себе представить.

— А я не могу.

— Послушай, Билл, — тон у него вдруг сделался совершенно серьезным. Он положил мне руку на плечо. — В общем, я хочу сказать, что дело в следующем. Оно, конечно, если речь идет о нас с тобой, нам на все это плевать, какого, в самом деле, черта? Но есть же вокруг и другие люди, о которых тоже приходится думать, разве не так? Вот представь, что будет, если Норрис зацепит какого-нибудь парня и вытрясет из него все на свете, до последнего цента?

— Это будет ужасно.

Фриц сдался. Его последний залп звучал так:

— Ну что ж, не говори потом, что я тебя не предупреждал.

— Нет, Фриц, что ты. Ни за что.

Расстались мы друзьями.

Возможно, Хелен Пратт была насчет меня не так уж и не права. Понемногу, шаг за шагом, я выстроил для Артура романтические декорации и ревниво следил за тем, чтобы никто их ненароком не опрокинул. По большому счету мне даже нравилось рядить его — про себя — в костюм опасного преступника; впрочем, всерьез я ни на минуту в эту бредовую идею так и не поверил. Все мое поколение — поколение снобов, вот только вместо аристократа мы воздвигли на пьедестал криминальную личность. А еще я привязался к Артуру из чистого упрямства. Если моим друзьям не нравится его рот или его прошлое, тем хуже для них; меня же грела мысль, что сам я, несомненно, глубже, человечней, чем они, и куда лучше разбираюсь в тонкостях людской природы. И если иногда, в письмах в Англию, я отзывался о нем как о «прелюбопытнейшем старом жулике», это свидетельствовало только лишь о желании как-то его приукрасить; сделать из него человека дерзкого и уверенного в себе, расчетливого, но способного при этом на самые безудержные порывы. Каковыми качествами он в действительности очевиднейшим и мучительнейшим образом не обладал.

Бедный Артур! Редко мне доводилось встречать на своем веку человека с такими слабыми нервами. По временам мне даже начинало казаться, что он страдает какой-то слабой формой мании преследования. Я и сейчас отчетливо вижу перед собой его фигуру: он ждет меня в укромном уголке своего любимого ресторана, усталый, отрешенный, неспокойный; руки заученно-небрежным движением легли на колени, голова склонилась набок, неловко, под этаким странным углом, как будто он к чему-то прислушивается, как будто в любой момент готов вздрогнуть от близкого звука удара. Я слышу его голос: он говорит по телефону, осторожно подбирая слова, прижав трубку как можно ближе к губам и — едва ли не шепотом.

— Алло. Да, это я. Так значит, вы видели эту партию? Прекрасно. Так — когда мы с вами сможем встретиться? Давайте в обычное время, в доме заинтересованного лица. И пожалуйста, попросите того, другого господина тоже туда прийти. Нет-нет. Герра Д. Это чрезвычайно важно. Всего доброго.

Я рассмеялся:

— Вас послушать: ни дать ни взять — заправский конспиратор.

— Да-да, вот только брать меня не стоит, — хихикнул Артур. — Да нет, уверяю вас, дорогой мой Уильям, противоправное деяние, о котором только что шла речь, заключается всего лишь в акте продажи кое-какой старой мебели, в каковой сделке я по чистой случайности оказался — э — материально заинтересован.

— Тогда чего, спрашивается, ради такой режим секретности?

— Ну, никогда не знаешь, кто может тебя подслушать.