Сара Груэн - Уроки верховой езды

— Можете подержать? — спрашивает доктор.

Рука Дэна соскальзывает с моего плеча, чтобы подержать ватку. Я слышу, как рвется бумага, и скоро место укола заклеивает кусочек бактерицидного пластыря.

— Отведете ее в постель? У нее голова может закружиться, так что лучше помочь.

— Конечно, — говорит Дэн.

Лишившись его поддержки, я аморфно сползаю. Под моим локтем сразу оказывается ладонь. Другая поддерживает сбоку.

— Пойдем, милая. Встать можешь?

Я чувствую себя вымотанной до предела. Я хочу, чтобы от меня все отстали и дали заснуть прямо здесь, но Дэн уже поставил меня на ноги.

— Как ты? — спрашивает он. — Давай я тебя на руках отнесу?

Я мотаю головой, беспомощно наваливаюсь на его плечо… Мы благополучно достигаем лестницы, но тут я останавливаюсь.

— Что такое? Тебе что-нибудь нужно?

— Ммм… — вырывается у меня.

Сколько-нибудь внятно говорить я не способна. Дэн позволяет мне зарулить в кухню, где на стене висит календарь и при нем на липучке — фломастер. Дэн держит меня на весу. Кое-как отодрав маркер, я зубами стаскиваю колпачок и тщательно зачерняю квадратик, соответствующий сегодняшнему дню. Получается черная дыра, черный квадрат шахматного поля, черная прореха в белозубой улыбке. Такое вот двадцать третье июля.

Скоро и меня саму, как этот квадратик, поглощает тяжелая плотная чернота. На сон она не похожа, потому что ни мыслей, ни сновидений в ней нет. Лишь всеобъемлющая пустота, сквозь которую ничто не проникает. Где-то там — Ева, но дотянуться до нее я не могу. И папа где-то там, но я о нем не горюю. И Гарра, но я больше не боюсь, что нас разлучат. Они точно далекие спутники в черном космосе ночи.

Правда, очень скоро спутники идут на посадку. Действие ативана постепенно проходит. Боль, горе и утрата подбираются все ближе, заполняя спасительную пустоту.

Моей дочери больше со мной нет. Она пропала. Мой единственный ребенок — где-то там, вовне, одинокий, наивный и беззащитный. Быть может, ей холодно. Она хочет есть. А если ее сбила машина и она лежит на холодном асфальте, в грязной луже? Что, если прямо сейчас она плачет и тщетно зовет свою маму?..

Я воочию вижу, как моя несчастная девочка машет рукой, чтобы остановить проезжающую машину. И вот уже ее лапает какое-то отвратительное, небритое, ухмыляющееся чудовище…

Сердце готово выскочить из груди от ужаса.

Ева, Ева, как же ты так? Где ты? Без денег, без какой-либо защиты, даже той, которую способен дать простой здравый смысл… Я схожу с ума, я стенаю, произнося ее имя, потом утыкаюсь в подушку, и некрепкое забытье снова накрывает меня.

Мне кажется, что это длится много часов, хотя наверняка я не знаю. Успокоительное начисто лишило меня чувства времени.

В доме царит тишина, неестественная и жутковатая. Только птицы беззаботно щебечут на дереве за окном.

Раздается цоканье коготков Гарриет. Такса поднимается по лестнице и идет в мою комнату. Останавливается. Я очень ясно представляю, как она поднимает шоколадно-бурую лапку, чтобы толкнуть дверь, и точно — вот тихонько скрипнули петли. Опять цокот коготков, Гарриет снова чуть медлит и наконец лезет на постель, всеми четырьмя лапами царапая покрывало.

Я перекатываюсь, нашариваю ее попу и подсаживаю собачку, пока она не свалилась обратно на пол. Ох, не надо было головой двигать… Ощущение такое, что мозг свободно болтается в черепе. Я прижимаю ладонь к глазам. Когда в висках перестают бухать молоты, я осторожно раздвигаю пальцы, чтобы посмотреть на часы.

Оказывается, я провалялась в постели четырнадцать часов.

Я потрясенно вскакиваю. Простыня падает, и я с ужасом обнаруживаю, что на мне — только белье и вчерашняя потасканная футболка. Я смутно помню, как Дэн помогал мне одолевать лестницу. Потом…

Никаких воспоминаний. Пустота.

Секундой позже я вижу свое отражение в зеркале над туалетным столиком.

Я пододвигаюсь ближе и всматриваюсь. На голове у меня сущее воронье гнездо, причем надо лбом — явственно розоватого цвета. На лице потеки, глазницы превратились в темные ямы. Ногти поломаны, исцарапаны, под ними грязь. Хорошо хоть зубы в порядке — белые, ровные, ну так что им сделается, они ведь парцелановые. Я их сама выбирала…

Я морщусь, стаскивая вонючую футболку. А из подмышек как пахнет… Я вновь присаживаюсь на край постели. Трех минут на ногах не провела, а мне уже необходимо передохнуть.

Вскоре я снова поднимаюсь и иду к зеркалу. Беру щетку и пытаюсь сделать что-нибудь с волосами. Я дергаю спутанные пряди, получая мазохистское удовольствие. Я как раз думаю об этом, когда боковым зрением замечаю какое-то движение во дворе.