Сара Груэн - Уроки верховой езды

Ночью мы с Мутти сидим напротив друг друга в ушастых креслах. Опустившись на колени, она разжигает газовый камин, хотя на дворе август, и выключает свет.

Все гости давно убрались. Даже те, кто задержался помочь нам с уборкой. Ева отправилась спать, сославшись на усталость. Прежде чем уйти, она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

Мы с Мутти потягиваем «Ягермейстер» из бокалов граненого хрусталя и молчим. Как хорошо помолчать после всех сегодняшних событий!

Я сижу в кресле боком, закинув ногу на ручку. Я балуюсь со своим бокалом — кручу его против света так и этак, ловя гранями отражение пламени.

Мутти переворачивает свой кверху дном, отправляя в рот последнюю капельку.

— Еще налить? — спрашивает она, поднимаясь.

— Нет, Мутти, спасибо, — отвечаю я, продолжая вертеть бокал. — А ты пей на здоровье.

Она подходит к целой выставке хрустальных графинов, которые приготовила для гостей, и наливает себе немножко. Возвращается на место.

— Мутти…

— Да?

— Я вообще-то серьезно предлагала деньги от продажи дома, чтобы выручить ферму.

— Ты не должна этого делать.

— Должна. Очень даже должна.

Мутти долго молчит, глядя на меня. Потом произносит:

— Это потому, что ты чувствуешь себя виноватой.

— Нет, не потому.

— Именно потому. Только ты все равно ему не обязана. Он любил тебя и знал, что ты любишь его. Этого достаточно.

— Он… правда? — спрашиваю я.

У меня по щекам обильно текут слезы. Я не успела с собой совладать.

— Конечно, Liebchen.

— И он меня простил?

— За что? — говорит она. — Чепуха какая…

— За то, что я бросила конный спорт…

Мутти смотрит на меня в ужасе.

— Нет, в самом деле, — говорю я. — Я же знаю, я ему сердце разбила. Я…

Мутти качает головой и вскидывает ладонь. Я замолкаю.

— Папа тебя любил, — говорит она. — Да, он был разочарован, конечно, но он никогда тебя не винил.

— Но ведь мы все эти годы почти с ним не разговаривали!

— Потому что ты не могла вынести нашего общества.

— Мне было стыдно из-за того, во что я превратилась…

Мутти молчит, взвешивая мои слова.

— Мы на тебя очень давили, — говорит она. — Думается, не надо было с тобой так. Но перед тобой открывались такие возможности…

Она качает головой.

— Мы думали, стоит только тебя поддержать, и ты найдешь себе другого коня. И тогда у тебя опять все получится. Не знаю… Возможно, мы заблуждались…

Услышать от Мутти нечто подобное — поистине дорогого стоит. Я молчу, опасаясь разрушить волшебные чары.

— Твой папа… — продолжает она. — Он так хотел, чтобы ты сделала в конном спорте блистательную карьеру. Я знаю, он не давал тебе продохнуть, но нам казалось, это к твоей же пользе. Опять же, ты настолько быстро прогрессировала…

Мутти делает паузу, похлопывая пальчиком по губам.

— Быть может, мы заблуждались… В таком случае да простит нас Господь. Нам казалось, мы правильно поступали. Ты была вправду удивительно хороша, всадница от бога, и мы боялись упустить дарованный тебе свыше талант. Мы полагали, что способствуем твоему счастью…

— Да, — говорю я. — Наверное, я могла быть счастлива.

— Так или иначе, ты проложила свой собственный путь.

— Нет, Мутти. Не проложила… То есть, конечно, я всю жизнь что-то делала. То одно, то другое… Но то ощущение, которое я испытывала верхом на Гарри, так и не вернулось. Вот у меня шарики за ролики и заскочили, когда появился Гарра. Вроде как второй шанс… Не знаю… Я, наверное, чушь несу, да?

Я умолкаю, чтобы не разреветься вконец. Мутти ждет, потягивая вино.

— В общем, я хочу употребить деньги на спасение фермы.

Я пытаюсь подобрать убедительные слова, чтобы она по-настоящему поняла меня.

— Это даже не из-за папы. Это ради нас всех. Для тебя, для меня, для Евы… Слушай. — Я передвигаюсь на краешек кресла, меня уже не остановить. — Я не хочу уезжать отсюда. Что мне где-то там делать? Чем в Миннеаполис, я лучше на Аляску уеду. И потом, здесь есть лошадка, которую я для Евы хочу взять. Она говорит, что в школу вернется и в центре по спасению помогать будет. Куда ей переезжать? Да и мне? И тебе тоже, кстати. Нет, самое разумное — это осесть тут. Ты будешь вести дела на конюшне, я — с учениками возиться…

— Ты не сможешь учить, — отмахивается она.

— Это почему?

Я сама слышу, что в голосе у меня звучит обида.

— Я вообще-то по четырехзвездочному уровню работала на…

— Все это мне известно, — с некоторым раздражением перебивает она. — Я там была, если помнишь. Просто как ты будешь учить, если не ездишь сама?