Дорис Лессинг - Браки между Зонами Три, Четыре и Пять

Когда ему впервые пришла эта мысль, он ее отверг безоговорочно, но она вернулась, была допущена как рабочая гипотеза и снова отброшена, однако с тех пор возвращалась неумолимо, а сейчас вдруг предстала твердо и непреклонно, — и Бен Ата стало нехорошо. Его затошнило, и голова пошла кругом. Случилось так, что в этот момент он проезжал через леса, которые не так давно посетил вместе с Эл-Ит, своей второй половиной. А теперь оказался тут один, и ему померещилось, что на темно-зеленой лужайке, где поют птицы, а под ногами богатый суглинок, — он видит себя, Бен Ата, с Эл-Ит. Вот она, в блистающей золотом одежде, с распущенными черными волосами, разговаривает со своим любимым конем, нежно гладя его маленькой гибкой ручкой.

И вдруг Бен Ата почувствовал, что плачет. Ну, это уж просто дурь! Уж не спятил ли он? Но тем не менее король спрыгнул с коня и, спотыкаясь, задыхаясь от слез, проковылял на край поляны к тонкой березке. Бен Ата обхватил ее ствол и зарыдал. Он, рыдая, повторяя: «Эл-Ит, Эл-Ит», и целовал белую кору дерева, как будто жена умерла или насовсем исчезла из его страны.

Но как же без Эл-Ит справиться с этими сумбурными чувствами! Как без нее жить! Бен Ата больше не был самим собой, он уже не воин, не великий солдат. Он превратился в человека, который ненавидит свои собственные внутренние побуждения, наблюдает за чувствами, возникшими в его душе, как за врагами, король Зоны Четыре лишился цели в жизни.

— Эл-Ит! — воззвал он, тоскуя по ней, — и ему пришло в голову, что до нее ехать всего-то день. Ему стоит только развернуть коня и рвануть через поля и канавы, а потом взлететь на холм и прошагать к павильону их любви, где тихо бил барабан, все бил и бил, — и схватить жену в объятия.

Но если он так поступит, он найдет Эл-Ит в окружении, наверное, половины офицерских жен. Наверняка она полулежит в своих покоях, в низком креслице, а непривычный для него большой живот выступает вперед. А рядом пристроилась Дабиб: скорее всего, обмахивает королеву веером, или гладит ей руки, или растирает лодыжки. Эл-Ит, надо полагать, утомлена, возбуждена, раздраженно вертит головой из стороны в сторону, когда кто-то из женщин — может, снова Дабиб? — расчесывает ее великолепные черные локоны, которые он так любит. Вчера Бен Ата наблюдал именно такую сцену. Он вошел в комнату и обнаружил их там. Эл-Ит подняла голову и улыбнулась — как пленник, потерявший надежду на освобождение. Хотя, если разобраться — кто ее лишил свободы? Не он же!

И Бен Ата быстро ретировался из комнаты с поспешными извинениями. Обращенная к нему дружеская улыбка Дабиб была широкой и обнадеживающей.

Лишенный радости созерцать красоту Эл-Ит, ощущать ее мощный здравый смысл, он подумал о Дабиб, почти так, как если бы она была Эл-Ит. Он представил себе, как выходит из своей палатки-столовой, или, наоборот, входит, скажем, в свою палатку, а на пути встречает улыбающуюся Дабиб. И это воображаемое зрелище принесло Бен Ата поддержку и умиротворение. С улыбкой он оторвался от ствола березы и снова вскочил в седло.

Не станет он спешить, возвращаться к женщинам. Он дальше поскачет через свою страну. Увидит все, что должен увидеть, ничего от него не скроется, и мысленно перед собой будет видеть лицо Эл-Ит как напоминание и критерий истины — то выражение ее лица, каким оно было в их совместной поездке, когда они путешествовали наедине, через леса, и поля, и рощи, когда все ночи проводили в объятиях друг друга, держась за руки. Неужели ему — им — было дано такое счастье? Даже не верится. Потому что теперь при мысли об Эл-Ит перед ним всплывало только ее нынешнее разгоряченное и сильно распухшее лицо, а глаза ее все спрашивали — и спрашивали. О чем? Разве ей не дали все, что только можно? И в любом случае, как хоть как-то приблизиться к ней, если вокруг вечно толпятся проклятые бабы?

Он набрел на какой-то город, достаточно большой, чтобы содержать гарнизон, и приказал дежурному офицеру по барабанному телеграфу отправить через всю страну в лагерь под холмом сообщение, что король не вернется к ночи. А, может, и завтра тоже — или еще пару дней. С улыбкой он поехал дальше, вспоминая рассказы Эл-Ит, как в Зоне Три пересылают сообщения при помощи деревьев. Да, именно так. В ее стране повсюду росли деревья, способные передать любые сообщения, которые требовалось переслать. Запоздавший путник или любой, кто не смог прибыть домой к назначенному часу, отыскивает такое дерево, которое, как рассказывала Эл-Ит, должно обязательно быть высоким и стройным, с определенным расположением ветвей, и шепчет то, что следует передать, стволу этого существа, — потому что именно так Эл-Ит называла деревья, как будто они наделены сознанием. Так или иначе, но это дерево воспринимает мысли или ощущения отсылающего и передает их на нужное расстояние, каким бы большим оно ни оказалось, и доводит до сведения мужа или ребенка, в общем, кому там сообщение адресовано. Сама Эл-Ит тоже частенько оказывалась вдали от своего дворца и детей, от сестры (и своих мужиков, само собой, запальчиво выпалил Бен Ата, вдруг почувствовав, что от ревности покраснел и вспотел), и тогда она отыскивала такое дерево и шептала ему то, что считала нужным передать.