Олег Куваев - Олег Куваев Избранное Том 1

Вскинув на плечо швейцарскую сумку, Беба шел мимо багажного отделения аэропорта, мимо дававших тень смоковниц, мимо киосков с краткой надписью «Газвода», мимо стандартных садовых лавочек.

Ему очень не нравились первые встреченные среднеазиаты. Непохоже, чтобы они дарили мониста своим женам и прятали золото в чувяк или там в арык.

Жизненный опыт учил не торопиться. Тот же жизненный опыт учил его, что первичные сведения в неизвестной стране легче всего получить там, где люди пьют вино, дуют пиво или глушат спиртягу.

Беба шел, направляемый интуицией, и, как бы в подтверждение догадливости его, впереди показался горбатый мостик. Под мостиком тек арык, а рядом стояли два старика в ватных халатах и темных барашковых шапках.

– Есть! – в озарении выдохнул Беба. Он вытер потный лоб и покосился на солнце. – Есть Средняя Азия. Существует!

За мостиком виднелась дверь с вывеской на азиатском языке, но все равно родной и понятной.

В длинном зале сидели за пластмассовыми столиками люди и пили пиво.

Беба на ходу опрокинул у стойки стопку для бодрости, цепко пошел по залу, выбирая столик, где можно сесть.

…Он выбрал столик, где сидел парень, напоминающий негатив: лицо было черным, а волосы, брови и глаза ослепительно белыми. Негатив меланхолично пил пиво.

Дородная официантка–узбечка остановилась с блокнотиком. Беба привычно показал три пальца.

– Что будете заказывать? – спросила официантка.

– Три пива ему, – сказал Негатив. Официантка ушла.

– Из Москвы?

– Ага.

– В Хиву?

– В Хиву, – на всякий случай сказал Беба. В липовом удостоверении Москонцерта, которое добыл ему Леня Химушев, можно было вписать любой город.

– Скука, – произнес незнакомец. – Все знаешь, все видишь насквозь, и никакой тебе в жизни загадки.

– Мораль? – завязывая беседу, спросил Беба.

– Какая к чертям мораль! На пальцах пиво заказывает москвич из пивного бара. С Ташкентского борта в Нукусе сошел – в Хиву едет. Минареты, так–перетак, смотреть.

– Я с Севера, – с неизвестной самому целью соврал Беба. – В отпуск. Хочу посмотреть юг.

– На Севере, где? – безразлично спросил Негатив, отхлебывая пиво.

Беба назвал место последнего своего турне.

– Знаю. Работал. Теплостанцию строили. Еще где бывал?

– Сахалин, – сказал Беба уверенно. На Сахалин Леня Химушев в самом деле пытался их повезти однажды, но получилась промашка с пропуском в погранзону.

– Работал. Так его перетак. Микрорайон в Южно–Сахалинске отгрохали. Слыхал?

– Ну как же! – солидно солгал Беба.

– В Мирном бывал?

– Нет.

– Я его с колышка, так и эдак. Эх была жизнь! Работа, а не волынка. И зарплата тебе щелкает–щелкает, не надо ее считать, потому что хватало.

– А как сюда?

– Надоел за три года якутский мороз. Решил погреться. Греюсь вот третий год. Надоело!

– Что надоело?

– Юг надоел, язви его в душу. Ты туристом: дыню жевать и на минарет глаз поставить. А мне эти дыни и минареты… Старый директор на Хантайку зовет. Пишет, что будет дело. Махну! Кончу дом и махну. Мороз людей человеками делает.

Мимо окон с натужным воем прополз тяжко груженный «Урал».

– Везет–таки, волынщик проклятый! – сказал Негатив. Бросил на стол трешницу и встал, натягивая кепку.

– Слушай. Ты на Среднюю Азию плюнь. В Самарканд – Бухару не езжай. Там из–за туристов проклятых минарет не увидишь. Посиди здесь и езжай обратно в Москву. Пиво в Москве бочковое и бывает чаще, чем раз в месяц. А еще лучше, если и в Москве не задержишься, а двинешь на Ярославский или в Домодедово до самолета. Салют!

Незнакомец прогрохотал залепленными известью сапогами к выходу.

Тотчас на освободившееся место сел быстрый и тонкий узбек. Он был в красной нейлоновой рубашке, при галстуке, и, надо же, чудо, лицо его было сухо, без малейших следов пота. Нейлон–то в такую жару! Лицо не то что было сухо, а матово отсвечивало в своей сухой смуглоте.

Официантка без разговоров принесла и поставила шесть бутылок.

– Норма! – улыбнулся узбек. – Пиво бывает редко. Пьем по шесть. Кто может – тот больше. В Хиву?

– Ага, – не удивляясь, уже сказал Беба.

– Хорошее место. Памятник старины. Все старое, как при ханах.

– Да–а!

– А Куня–Ургенч? Совсем старое место. Окончательно памятник старины. В Куня–Ургенч туристы не ездят. – Узбек вздохнул и поднял тонкий, музыкальной конструкции палец. – Отдельные, умные, ездят. Столица Хорезма! Алгебру знаешь?

– Учил.

– А где выдумали, знаешь? В Куня–Ургенче! А Тимур что разрушал, знаешь? Куня–Ургенч! Ничего туристы не знают. Между прочим… я там родился.