Дмитрий Тростников - Знаменитость

— Надо в милицию сообщить? — неуверенно спросил Витька.

— Какая там милиция, — промычал Алеша. Он сидел на подоконнике, обхватив голову руками. — Что мы им скажем? Что собрались ночью на подпольную запись? Так они нас и посадят. Нас с Ёсей по статье за тунеядство, а Серегу — за подпольное предпринимательство. А в зоне Бесу нас еще легче угандошить… Ты «скорой»-то что сказал?

Витька благоразумно сказал только про сильное кровотечение, не вдаваясь в подробности.

— Пацаны, мы пойдем, — с виноватой ноткой сообщил лидер рок-группы. — Вы врачей и без нас дождетесь. А нам тут светиться ни к чему…

— Не думал, что так получится, — я пожал ему на прощание руку.

И действительно, трудно было ожидать, что придется стоять здесь со сломанным носом да еще держать на салфеточке два чужих отрезанных пальца.

В этот момент Ёсиф все-таки «поплыл». Мы еле успели его подхватить и уложить на продавленную кушетку, иначе он бы упал. Витька помчался за нашатырем, который вроде бы еще оставался в аптечке. Алеша положил голову скрипача себе на колени, чтобы держать ее повыше.

— Ты им, правда, должен? — спросил я его, когда мы остались фактически одни.

— Да кто бы знал?! — почти выкрикнул он в ответ. — Иногда перехватывал понемногу, между концертами. А уж откуда пять тысяч — это они сами насчитали. Не мог я столько денег истратить. А теперь видишь, как повернули. Откуда я теперь восемь тысяч возьму?..

И он заплакал. Тихо, беззвучно затряс головой, уже не в силах справиться со слезами.

— Что это за Бес? — спросил я.

— Говорят, «вор в законе», — подавил всхлипы Алеша. — Василич как-то говорил, что с ним работает. Что он защищает, если проблемы возникают, помогает разобраться, если кто-то деньги за пленки не платит… Были слухи нехорошие, что даже среди воров этот Бес сволочью считается. Но я не думал, что Василич вот так на нас может его натравить. Сукой позорной становится Василич, а все деньги!..

Витька наконец приволок бутылек с нашатырем и вату. Начал макать ее в нашатырь и подносить к носу сомлевшего Ёси. Но тот не реагировал.

— Это не сирена там? — прислушался Алеша.

Я распахнул дверь ДК. Действительно, в ночи была слышна отдаленная сирена «скорой помощи».

— Едут! — обнадежил я.

— Ты пальцы его не забудь взять с собой, — напутствовал Алеша. — Придумай там что-нибудь, будто он сам порезался, по неосторожности.

— Что теперь делать собираешься? — еще успел спросить я. — Так и будешь всю жизнь в рабстве для этих гнид песни распевать?

— Не знаю, — Алеша старался не смотреть в глаза.

Истомившиеся от жары и ожидания пассажиры плацкартного вагона уже не роптали. А только неотрывно смотрели в окна на мелькающие пригородные платформы — неопровержимые признаки приближения Москвы. Наш поезд прибывал на Ленинградский вокзал с опозданием на шесть часов. Незамысловатое путешествие, которое должно было занять только ночь, растянулось далеко за полдень следующего дня.

— Надо было «Красной стрелой» ехать, она меньше опаздывает, — в очередной раз упрекнул меня Алеша Козырный. Он сидел на нижней полке, сложив локти на потряхивающийся жесткий столик.

— Это никогда не угадаешь, — махнула рукой бабушка-соседка. — Нынче все они опаздывают. Это до революции, говорят, по поездам в деревнях часы сверяли…

Все это уже было переговорено в вагоне десять раз.

Нас с Алешей опоздание поезда подводило не сильно. Главное дело, ради которого мы ехали в Москву, предстояло только завтра. Но волноваться из-за него я начал еще со вчерашнего дня. И еще раз незаметно потрогал — в сохранности ли деньги. Восемь тысяч рублей были у меня зашиты в подкладку пиджака. Мы ехали выкупать Алешу из рабства. Вот только сделать это предстояло при таких обстоятельствах и в таком месте, что мне все время было не по себе.

— Ты уверен, что в Москве найдется у кого переночевать? — теперь уже я отвлек Алешу от созерцания первых кварталов столичной окраины за окном.

— Скажешь тоже! — обиженно пожал плечами певец. — У меня полгорода друзей. Они в очередь готовы стоять, чтобы приютить на ночь Алешу Козырного! А остальные полгорода — мои поклонники и поклонницы. Так что не боись! На вокзале ночевать не придется, — обнадежил он. — Все будут счастливы…

Сам-то я уже давно не был счастлив. С тех пор, как решил выкупать Алешины долги. Вчера на питерском перроне мне казалось, что уезжаю из города, где уже просто не осталось людей, которым я не был должен! Не удивительно, что ни одного рубля я больше не собирался тратить на более дорогой поезд, или на выпивку, или на номер пусть даже в самой дешевой московской гостинице.