Наринэ Абгарян - Манюня пишет фантастичЫскЫй роман

— Аниии-ко, ты куда убежала, негодная девчонка…

— Пойдем, — обратилась к нам старуха.

— Куда? — удивилась Ба.

— Пойдем, дочка, много говоришь.

И мы, притихшие, пошли за ней. Она завела нас в низенькую каменную саклю и указала на деревянную скамью. Мы безропотно сели. Старуха вытащила большую глиняную миску, накрошила туда домашнего хлеба, залила его мацуном, тщательно перемешала, посыпала сахарным песком, выдала каждому по деревянной ложке.

— Ешьте.

И села напротив, пождав сухие губы и сложив на коленях испещренные морщинами руки.

Нам совсем не хотелось есть, но мы боялись обидеть хозяйку дома. Каждый зачерпнул по ложке мацуна и нехотя отправил в рот. Но крошево оказалось удивительно вкусным, и мы быстренько опустошили миску.

— Спасибо.

— Меня зовут Кат ы нга, — сказала старуха.

— Как?

— Кат ы нга. Через дом, — сдержанный кивок в сторону, — сестра моя живет, ее зовут Ол ы нга. Вы за сепарированной сметаной и молоком, я знаю. Вот у нее и возьмете.

— Хорошо.

Мы во все глаза наблюдали за старухой. Для своего возраста она держалась неестественно прямо и казалась такой же древней, как эта потемневшая от печного дыма каменная сакля.

— Пусть молодые выйдут, — через минуту молчания велела она. — Заберите посуду, за домом родник, ополосните там. Ты, сынок, — обратилась она к дяде Мише, — сходи к Олынге и возьми у нее сметаны. И попроси свечку. Так и скажи — Катынга попросила свечку. Это для светленькой девочки. А мы пока поговорим, да? — обернулась она к Ба.

— Поговорим, — согласилась Ба.

Мы выскочили из дома как ошпаренные.

— Папа, а кто она такая? — зашептала Манька. — И зачем она для Нарки свечку попросила?

Дядя Миша молчал.

— Может, колдунья? — У Каринки загорелись глаза.

— Не знаю, — протянул в задумчивости дядя Миша, — есть в ней что-то такое, пугающее.

Мы ополоснули посуду, забрали в машине трехлитровые банки и пошли искать дом Олынги.

— Какие странные у них имена, — удивлялись мы.

— Да, я никогда не слышал таких, — согласился дядя Миша.

У пробегающего мимо мальчика мы спросили, где нужный нам дом. Он махнул рукой вдоль улицы — третья сакля справа, видите, где дым поднимается из трубы.

Олынга оказалась такой же древней, как сестра, старухой. Она забрала у нас банки, наполнила одну желто-масляной сепарированной сметаной, а вторую — густым парным молоком.

— Вот эта кудрявенькая твоя дочь, да? — кивнула на Маню.

— Откуда вы догадались? — изумился дядя Миша. — Она совсем на меня не похожа!

— Кровь не вода, сынок, она шепчет о родстве. Она достала из ящичка ветхого комода желтую церковную свечку и протянула ее мне.

— Это тебе.

Мы молча переглянулись. Денег Олынга не взяла:

— Сестре отдадите.

Когда мы подходили к дому Катынги, то с изумлением услышали пение Ба. Мы постояли в нерешительности несколько секунд возле порога, а потом толкнули дверь.

— Ты представляешь, Миша, — обернула к нам светящееся лицо Ба, — я вспомнила колыбельную, которую мне бабушка пела. Слова давно из памяти выветрились. А сейчас всплыли. Надо же!

— Девочка, — обратилась ко мне Катынга, — тебя недавно напугала большая лохматая собака, и ты, убегая, упала и сильно ушибла левый локоть. Когда приедешь домой, попроси, чтобы мама зажгла эту свечу в изголовье твоей кровати. А я за тебя здесь попрошу. И все страхи как рукой снимет, хорошо?

— Хорошо, — шепнула я.

Катынга погладила нас по щечкам шершавыми сухими ладонями.

— Езжайте.

— Деньги за сметану… — кашлянул дядя Миша.

— Езжайте. Ничего не надо.

— Но как же так?

— Много говоришь, сынок, — отрезала Катынга и повернулась к нам спиной.

— О чем вы разговаривали? — спросил дядя Миша у Ба, когда мы сели в машину.

— Ни о чем. Она молчала, а я плакала. А потом вспомнила песню. И запела.

— Как это ни о чем? Разве не ты ей рассказала, что Наринку собака напугала?

— Нет, — Ба вздохнула, — но я бы даже не удивилась, если она нашу девочку по имени бы назвала.

Остальную дорогу мы ехали в молчании. Каждый думал о чем-то своем и не спешил делиться с остальными своими мыслями.

— Я понял, откуда у них такие имена, — вдруг хлопнул себя по лбу дядя Миша. Мы уже подъезжали к Берду, еще несколько виражей — и из-за холма показались бы развалины крепости.

— Откуда?

— Катынга и Олынга — это Катенька и Оленька! Видимо, когда-то их родители услышали звучные русские имена и, особо не вдаваясь в подробности, огрубив диалектом, назвали дочерей Катынгой и Олынгой!