Леонид Зорин: Островитяне

— Должно быть, — ответила Поликсена, — он ведь устал.

— Да, разумеется, — промолвил Нестор едва улыбнувшись.

— И что нам скажет жена о муже? — чуть напряженно спросила Зоя.

— А что ей сказать вам? Муж есть муж, — пожала плечами Поликсена.

— Но муж, который так долго отсутствовал, — не просто муж, он уже мужчина, — поправила Поликсену Зоя.

— Не спорю, — откликнулась Поликсена. — Но этот мужчина устал в дороге.

— Женщина, — хмуро сказал Пал Палыч, — мне нужно понять совсем другое: хочет твой муж остаться с нами?

— С вами — не знаю. Со мною — хочет.

— Ты это знаешь? — спросил Пал Палыч.

— Каждым местечком. — Она улыбнулась.

— Ну что же, невестка, пойди погуляй, а мы вернемся к делам государства, — сказал Пал Палыч. — Ты помогла нам. Итак. Продолжим. Пришла минута, когда мы должны принять решение. Сосредоточьтесь и объявите: дадим мы дожить Сизову век при том, что знаем его наклонности? Забудьте о том, что Сизов — мой сын. Тут речь о спокойствии Итаки. Пусть, как всегда, начнет наш доктор. Наш моралист, Асклепий, наш праведник. Итак. Вы сказали, что вам все ясно.

— Мне ясно. Мне тяжело, но ясно, — с достоинством подтвердил Чугунов. — И чем мне яснее, тем тяжелей. Приятно говорить то, что думаешь, но пусть я и говорю то, что думаю, мне неприятно. Скверно и тошно. Я представляю в нашем Совете самую добрую из профессий. Главный завет ее: не навреди. Естественно — не навреди Итаке. Сын председателя Совета отравлен. Не долгим своим скитальчеством. Скитался и наш отец Одиссей. Отравлен навязчивой идеей. Он видит себя орудием истины, он должен поднять этот мир из грязи, вернуть в вертикальное положение. Имеем дело с опасно больным, который не будет сидеть на месте, который однажды — пусть против воли — сюда приведет чужих людей. Я выношу свое решение. Итак: он должен быть успокоен.

Он сел, опустив свинцовые веки. Они прикрыли его глаза, горевшие грозно и непримиримо.

Пал Палыч с сердечной улыбкой сказал:

— Благодарю вас за вашу честность и преданность интересам Итаки. Теперь — Виталий. Что скажет нам ее златоголосый любимец?

Виталий коснулся послушных струн длинными пальцами виртуоза:

— Да я уже сказал, господа. Мы сами придумываем проблемы, чтобы проблемы нас гнули в рог. Национальная традиция. Сизов — итакиец. Он — сын отечества. Он здесь родился и обладает неоспоримыми правами. Кроме того, он любит женщину. Женщина знает, когда ее любят. Стало быть, он никуда не денется.

— Какая беспечность и легкомыслие! — сказал раздосадованный терапевт.

— Будем друг к другу уважительны, — сказал Пал Палыч. — Как мыслишь, Нестор?

Нестор приветливо улыбнулся:

— Присоединяюсь к поэту. Я убежден, что Сизов настранствовался. Его привела к нам тоска по оседлости.

Зоя спросила:

— Хотела б я знать, на чем покоится убежденность?

— Она покоится на Поликсене, — откликнулся Нестор.

— Мужской цинизм.

— Возможно, — согласился с ней Нестор. — Но это цинизм здоровый. Сочный. Аттический. Теплолюбивый. Спросите у главного терапевта. В этом цинизме нет озлобленности и уж тем более извращенности. Ему не сопутствуют ни досада, ни плоская самодовольная поза, свидетельствующая о неполноценности. Это цинизм, полный жизни. Он прост, как правда. В нем ощущаешь оптимистическое начало.

— Заслушаешься, — сказал Пал Палыч. — Эпикурейский взгляд на вещи. Я тоже надеюсь на Поликсену. Второй раз она своего не упустит. И, надо сказать, я ей благодарен. Да, там, где женщина, там Итака. Итака сама по себе есть Женщина, любезная усталому путнику.

Он сделал паузу и улыбнулся.

— Ну что же, пора подбивать итоги. Наша сплоченная команда — отнюдь не машина голосования. Сшибаемся, полемизируем, спорим, но — вырабатываем консенсус. Зоя, тебя это удивит, но возраст обострил мою зоркость. Я вижу, до чего тебе тягостно принять решение…

— Да, мне тягостно, — сказала Зоя. — Но я готова.

— Ценю твое мужество, смелая женщина, но так уж и быть, я тебя порадую, — отечески сообщил Пал Палыч. — Я добавляю свой старческий голос к гуманистическому баритону нашего Нестора да и к тенору сладкопевучего менестреля. Стало быть, три голоса есть, и ты избавлена от обязанности вынести приговор человеку, который оставил след в твоей жизни.

Зоя хотела ему ответить, но помешал хрипловатый басок вышедшего из дома Сизова:

— Ты где, Поликсена?

Она появилась почти мгновенно. Как будто ждала этого тревожного зова.

— Что с тобой?