Валентин Ежов - Вольная жизнь

— Не пяль зенки!

Боцман тут же сделал вид, что ему все это безразлично.

— Что ты, Клава, она ж черная. Ее же не видно — одни только зубы!

Оставшись в узеньком бюстгальтере и таких же трусиках с кружевами, Лулу подошла к краю эстрады. Музыка зазвучала громче, как в цирке. Раздалась дробь барабанщика. Сделав еще несколько „па“, Лулу повернулась лицом к залу и неуловимым движением скинула с себя бюстгальтер, обнажив полную высокую грудь… Зал на секунду затих и разразился восторженными криками и аплодисментами. Лулу, постояв немного, взялась двумя пальчиками за край трусиков. Чуть оттянув их, вопросительно посмотрела на Машу, Марью Николаевну. Та отрицательно замотала головой.

— С ума сошла!.. Они тебя растерзают!

Лулу, громко рассмеявшись, поклонилась… Схватила одежду и убежала за ширму.

Боцман, забывшись, снова не отрывая от Лулу глаз, проводил ее взглядом. В зале зажегся свет.

— С тобой стыдно ходить на люди! — прошипела Клава.

Боцман скорчил невинное лицо:

— Да что ты, Клава. Вечно ты всем, недовольна. Я вон тебе какие наряды привез! Сама говорила — первый раз так угодил.

— Когда захочешь — у тебя хороший вкус, но сейчас мне за тебя стыдно!

Весь зал смотрел, как в своем коротеньком платье со сцены спустилась Лулу и пошла по проходу к красавцу-штурману. Штурман встал, когда Лулу обняла его. Соблазнительные бедра ее оказались как раз рядом с лицом боцмана. Он покосился на эти бедра, схватил рюмку и выпил.

Лулу крепко поцеловала штурмана. Зал зааплодировал. Повернувшись, чтобы уйти, Лулу вдруг узнала свою желтую кофточку, которая плотно облегала грудь Клавы. Она быстро оглядела клавину юбку — узнала свою одежду и широко заулыбалась. Потрогала рукав кофточки, прикоснулась к юбке и снова улыбнулась Клаве, закивала ей.

— Оо-о! Мой сувенир!.. — потрепала еще раз за рукав кофточки. — Бьютифул. Карашо. Очень карашо, — ласково посмотрела на боцмана. — Хороший рашен фишмен, — потрепала его по щеке. — Иметь вкус, как Лулу!

Боцман, побледнев от ужаса, опустил голову. Лулу еще раз потрепала его по щеке и отошла. Боцман сидел бледный, уставившись в тарелку. Клава, вспыхнув, впилась в него взглядом, зловеще протянула:

— Та-ак!.. Говоришь, одни только зубы видно?… Подлец!

Поднявшись, она врезала боцману по физиономии и, подхватив сумочку, побежала к выходу. За соседним столиком зааплодировали. Боцман, вскочив, закричал:

— Клава!.. Это ж гринина баба!.. Я сам только что понял!.. Я тебе все объясню!

На следующий день Гриня и Федя сидели у окна в электричке, поглядывали на багровый закат. Вокруг них сидели одни женщины. Федя выбрал место специально для полной безопасности. На полу, между ними, на четверть выдвинутый из-под скамейки, стоял Гринин кейс.

Динамик прохрипел:

— Следующая остановка „Якутино“.

— Наша после нее, — сказал Федя.

Гриня, подремывая, кивнул головой.

В вагоне быстро смеркалось, поезд подошел к остановке. Раскрылись двери, в вагон ввалилась шумная ватага парней. Это была команда футболистов, с чемоданчиками, кейсами, сумками в руках, с большой сеткой, набитой мячами. Они начали располагаться в свободных отсеках. Поезд двинулся дальше.

Один из футболистов кинул сетку с мячами в проход, сам уселся у окна, на скамью, по другую сторону от Феди и Грини, затылком как раз к Феде. Он поставил на пол кейс, в точности похожий на кейс Грини, пяткой ноги послал его дальше под скамейку. А сам прислонился к простенку окна и тут же задремал.

Сумерки уже сгустились, когда из динамика снова прозвучало:

— Следующая — „Васильки-Кукушкино“.

Федя толкнул Гриню:

— Наша.

Гриня и Федя быстро шли по дороге, вьющейся по жнивью. Невдалеке показалось небольшое село с разрушенной церквушкой.

— Ну, вот и дошли, ты можешь возвращаться, — сказал Гриня.

— Клавдия Васильевна сказала до крыльца — значит до крыльца, — отрезал Федя.

Федя и Гриня вошли в село. У половины домов накрест были заколочены двери и окна. Пройдя до последних изб, они увидели стоящую на отлете усадьбу, поверх ветел поднималась красная крыша дома. Они свернули к этой усадьбе и наконец подошли к крыльцу бревенчатого дома-пятистенки. Федя, передал кейс Грине, пожал ему руку.

— Бывай.

— Может, зайдешь?… — предложил Гриня. — Ударим по стопарю!.. Думаю, у невесты найдется. Ты ж больше не на работе.

— Нет. Все рассчитано до минуты, — Федя поднял руку. — Салют!

Гриня долго смотрел ему вслед, потом вздохнул, взошел на крыльцо.