Анна Майклз - Пути памяти

Всю ночь, весь день и всю следующую ночь на полу рядом с морским сундуком я жду условный знак от Атоса. Я жду, когда надо будет затаиться в сундуке. В жаркой тишине я не могу ни читать, ни думать – только слушаю. Слушаю, пока не засыпаю, потом просыпаюсь и снова слушаю.

В ту ночь, когда семьи, жившие в гетто, уходили в подполье, сын старого Мартина Иоаннис пришел к нам со всеми домочадцами. На следующую ночь Иоаннис отвел своих в более надежное убежище на другом конце острова. В конце недели он снова пришел к нам и рассказал о последних новостях. Он был в ужасе. Его узкое лицо, казалось, сузилось еще больше, как будто его пропустили через трубопровод. Мы сидели в кабинете Атоса. Атос налил Иоаннису остаток узо, [37] Узо – крепкий прозрачный ликер, который обычно разбавляют водой, отчего он становится мутным. потом наполнил стакан водой.

– Гестапо приказало мэру Карреру составить списки имен всех евреев и их профессий. Каррер отнес список архиепископу Хрисостомосу. Архиепископ сказал ему: «Сожги этот список». Вот тогда-то они и предупредили людей в гетто. Почти всем удалось скрыться в ту самую ночь, когда мы к вам приходили. На следующий день улицы опустели. По пути к отцу я шел мимо гетто. В ярком свете дня казалось просто немыслимым, что сотни людей смогли исчезнуть так быстро. Я слышал там только один звук – шелест листвы на деревьях.

Запрокинув голову, Иоаннис одним глотком осушил стакан.

– Ты знаешь, Атос, что семья моей жены родом с Корфу? Они жили на улице Велизария, около Солому…

Мы с Атосом ждали. Чтобы солнце не било в глаза, шторы были наполовину приспущены. В комнате было очень жарко.

– Лодка была переполнена. Я видел это собственными глазами. Лодка была так набита евреями с Корфу, что, когда она проплывала мимо гавани Закинтоса, солдаты не могли спустить в нее с набережной ни единого человека. Всех их, бедняг, окружили, и они ждали под палящим полуденным солнцем. И госпожа Серенос, и старик Константин Каро! На площади Солому, прямо под носом Богоматери они ждали под дулами автоматов, заложив руки за голову. Но лодка не остановилась. Мы с отцом стояли на краю площади, хотели увидеть, что станут делать немцы. Господин Каро заплакал. Он считал, что спасся, понимаешь, мы все так считали, но ошибались, мы и мысли не могли допустить, что если наши евреи спаслись, так это потому, что на их месте должны были оказаться евреи с Корфу.

Иоаннис встал, потом сел. Потом снова встал.

– Лодка плыла прямо мимо гавани. Архиепископ Хрисостомос сотворил молитву. Госпожа Серенос закричала, она шла прочь и кричала, что хочет помереть в собственном доме, а не на площади, чтоб на нее все друзья ее не глазели. И они ее убили. Прямо там. Прямо на наших глазах. Перед магазином Аргироса, где она обычно покупки делала… иногда Аврамакису игрушки недорогие там покупала… она жила через улицу…

Атос закрыл руками уши.

– Остальных затолкали в грузовик, который простоял на раскаленной площади весь день, а эсэсовцы шастали рядом и пили лимонад. Мы пытались что-то придумать – надо было что-нибудь делать. Потом вдруг грузовик поехал в сторону Кери.

– Что с ними случилось?

– Никто не знает.

– Ас теми, кто был в лодке? Что они с ними сделали?

– Отец думает, их отвезли на железнодорожную станцию в Лариссе.

– А Каррер?

– Никто не знает, где он теперь, отец слышал, что ему удалось скрыться в маленькой рыбачьей лодке-каики в ту ночь, когда мы к вам приходили. Архиепископ остался с евреями, он хотел вместе с ними залезть в грузовик, но его не пустили солдаты. Он весь день так и простоял рядом с машиной, говорил с несчастными, которых в ней заперли…

Он прервал рассказ.

– Может быть, Якову не стоит дальше слушать?

Атос был в нерешительности.

– Знаешь, Иоаннис, он и не такое уже слышал.

Мне казалось, что Иоаннис вот-вот разрыдается.

– Если поискать людей из гетто в Хани, критского гетто, которому две тысячи лет, если поискать их в сотне миль от Полегандроса, на дне морском…

Он говорил, и комната наполнялась воплями. Мы были в воде, пули рвали шкуру моря, пули, предназначенные тем, кто слишком долго не шел ко дну. Потом голубая гладь Эгейского моря вновь мирно мерцала в солнечных лучах.

Через некоторое время Иоаннис ушел. Я смотрел, как Атос провожал его вниз до середины холма. Вернувшись, Атос сел за письменный стол и записал все, что рассказал нам Иоаннис.

Больше Атос не разрешал мне по ночам вылезать на крышу.