Эндрю Грир - Исповедь Макса Тиволи

Я допил вино и подкрепился в баре двумя — четырьмя напитками. Помню, как плелся обратно в свой номер; на лужайке лаяли собаки, ржали испуганные лошади. Я снова подумал, насколько печален и суетен мир, и хороших воспоминаний о жизни просто не остается.

Сэмми, я описываю довольно скучные события, однако они — мое единственное оправдание. Отдаленность от родного города, внушительный монолит отеля, наваристый суп моих снов — единственное оправдание тому, что я допустил на следующий день.

Я проснулся от града осколков — дверь моего номера вышибли плечом.

— Мистер Доллар?

Я везде хорошо сплю — в поезде, в машине и, наверное, даже в аэроплане, хоть ни разу на нем и не путешествовал, — а вот просыпаюсь всегда с трудом. Я открываю глаза, пытаюсь сообразить, где нахожусь, и тут же пугаюсь. Я привык приходить в себя в странном теле, но странные комнаты еще заставляют меня вздрогнуть. Ты, наверное, помнишь, Сэмми, как всю первую неделю в твоем доме я врезался головой в кровать и орал, как девчонка. Тебе и в голову не приходило, что я думал, будто нахожусь в тысячах милях оттуда, в прошлом веке, в старом Саут-Парке, когда обнаруживал себя в крохотной кроватке на провинциальном Среднем Западе.

Поэтому в то утро мне потребовалась как минимум минута, пока я сообразил, что нахожусь в номере отеля и почему-то лежу на полу, запутавшийся в одеялах, а рядом стоит Битси, освещенная утренним солнцем.

— Мистер Доллар?

Из-за Битси выглядывал коридорный. Как я понял позднее, именно он, а не мощная горничная Леви, выломал дверь. При виде меня на лице Битси суровость сменилась нежностью; клянусь, она чуть не обняла меня, однако отдернула руки к своей полной талии и прокричала:

— Он жив!

— Что происходит?

Битси пытливо взглянула на меня:

— Вы в порядке? Похоже, вы упали с кровати.

— Раньше меня считали лунатиком…

— Почему вы не отвечали?

— Отвечал — на что?

Битси наклонила голову, как попугай.

— Я стучалась к вам.

— А что произошло?

— Это он-то хочет знать, что произошло. Уф-ф… — Битси кивнула на коридорного и хмыкнула.

— Битси, вы не подадите мне одежду?

Вместо ответа горничная повернулась к коридорному, который держал мой костюм.

— Та бумажка у вас? Отдайте ему. Я пойду вниз, паковать вещи, мистер Доллар. Если разрешат, мы уедем к друзьям в Пасадену и больше не вернемся.

Битси ушла, и я смог одеться. Из холла донесся крик, коридорный быстро сунул мне бумажку. Ею оказалась предварительная редактура «Вечерних новостей Сан-Хосе» с неполной разбивкой и множеством опечаток:

Стэнфордский университет очень сильно пострадал, очень много погибших.

В Санта-Крузе много разрушений, погибли люди; все жизненно значимые здания уничтожены.

Восьмичасовые поезда с севера не доехали до юга.

Телеграфные провода повреждены, проверить сведения невозможно.

Человек, по слухам приехавший на автомобиле из Сан-Франциско, сообщил, что разрушения там сильнее, чем в Сан-Хосе.

Позднее в Сан-Франциско погибли тысячи людей.

— Что случилось? — шептал я. — Что случилось?

Ответ последовал незамедлительно: земля задрожала. Казалось, горничная взбивала перину, пока та не стала плоской, волна словно прокатилась навстречу, сбив меня с ног. Во рту чувствовался привкус пыли. Это был уже четвертый остаточный толчок за утро, и первый толчок, который я почувствовал. Землетрясения, разумеется.

Вам это покажется смелым или бессердечным, однако мне и в голову не пришло, что мама с Миной могли погибнуть. Думаю, во всем виноваты детские убеждения: семья слишком постоянна и не может исчезнуть, а Бог, зная о гибели бабушки и отца, не заберет у меня остальных близких. Так думал я, лежа на полу, а мое сердце гудело и трепетало, словно потревоженный улей. Через несколько недель, когда пожар потушили, повсюду еще виднелись объявления, вроде: «Пропала без вести: миссис Бесси О. Стил, 33 года, темные волосы, худая — всем, кто был в отеле „Рекс“…» Хотя все понимали, что надеяться глупо, но это помогало жить дальше. Рука не поднималась сорвать эти листки.

По счастью, через два дня я получил весточку от Хьюго, сообщавшего, что никто из наших не пострадал. Записку очень официально доставил работник британской почты, и вы не поверите, бумагой служил пристяжной воротничок рубашки! Позднее Хьюго рассказал, что сидел в парке Китайского квартала, бумаги под рукой не оказалось, и мой друг начеркал послание на воротничке, после чего вручил его проходившему мимо почтальону. После пожара из Сан-Франциско подобные письма приходили сотнями — воротнички, обрывки бумаги, пустые конверты, визитки, кусочки металла — лишь бы сообщить любимым, что все в порядке. Почта доставляла послания и никому не отказывала. На одной стороне воротничка Хьюго написал мое имя и название отеля, а на другой я обнаружил столь знакомый и столь корявый почерк: