Галина Щербакова - Крушение

– Пока ты… - И добавил: - Не боись… Сволочь я заблокирую.

Они поняли друг друга.

Сейчас Валентин нервно набирал и набирал номер. Пусть ему Виктор сам объяснит то, что случилось. Но у того все время занято. Это тоже было неправильно, чтобы сразу по всем трем телефонам разговаривали. Валентин почувствовал, что вспотел. Хорошо, конечно, что на нем хлопковая рубашка, не так это мучительно физически, хотя идти теперь в ней куда бы то ни было уже нельзя. Разводы под мышками, на спине… Валентин потел сильно. Инстинктивно он отвернул от себя креолку. Даже с портрета пусть она его таким не видит

Он услышал, как отворилась первая дверь «предбанника». Так вот, без стука, это мог быть только Шихман. Ах ты, черт! Валентин схватил со стула пиджак, натянул его на одно плечо. Заскрипела дверь, и, улыбаясь своей странноватой улыбкой, которая появлялась у нее в легком подпитии и красила ее необычайно, вошла Наталья. С такой же степенью неожиданности в его кабинете могла материализоваться Индира Ганди или Пречистая дева Мария.

– Привет, - сказала Наталья слабым, чуть треснутым голосом, который тоже был у нее только в одной стадии и тоже ее красил.

– Кто тебя пустил? - закричал Валентин.

Все в редакции и на проходной были предупреждены: Наталью ни под каким предлогом к нему и вообще в здание не пускать. Да Наталья, собственно, давно и не делала для этого никаких попыток. Это в первое время, когда она набиралась под завязку, приходила и буянила возле милиционера, именно возле него, и тогда Валентин даже подумал: может, это не случайно? И робкая, совестливая в трезвости Наталья инстинктивно шла к милиционеру, сама себя страшась? Его тогда все вокруг жалели. Еще бы, сколько лет он терпел эту женщину со всеми признаками полного распада личности. Ходила грязная, красилась грубо, могла начать петь и плясать прямо в вестибюле. «Ты ж мэнэ пидманула, ты ж мэнэ пидвела, ты ж мэнэ, молодого, з ума-розума звэла…» И чечеточкой, чечеточкой по мраморному полу перед громадным зеркалом, будто в паре сама с собой. Тогда он и приказал: не пускать ее, увозить, если надо…

И вот она стоит перед ним, смотрит чуть исподлобья, чуть улыбаясь, немолодая потрепанная женщина, бывшая любовь, бывшая жена, мать его сына.

В кабинет влетела взъерошенная секретарша, с ужасом глядя то на Наталью, то на редактора.

– Идите, - сказал ей Валентин, потому что что-то в нем больно дрожало, и он подумал, что стареет, что нервы ни к черту, что его сбило с ног это недоразумение (что же еще?) с его делом, поэтому и развезло. А Наталья - как раз подходящая добавка. - Садись, - сказал резко. - Раз уж пришла, а не звали.

Наталья хихикнула, но не села.

– Ну так что? - спросил Валентин, больше не предлагая садиться, потому что, когда Наталья хихикнула, ему будто стало легче. У него в кабинете стояла чужая женщина, которую надо быстро выпроводить, а потому и садиться нечего.

– Все хорошо, - сказала Наталья. - Я чего пришла… Понимаешь… Сапоги тут за углом продают. Мои уже совсем… Мне не хватает… А домой ехать - это куда? Я завтра же тебе принесу… У меня отложено…

– Сколько? - спросил Валентин, доставая бумажник. Он знал, что никаких магазинов, кроме булочной, кругом не было, что делает глупость; он знал, что, когда Наталья берет взаймы, это значит, пропито все, взаймы - это пьянка напоследок, следующий этап вытрезвитель, а то и больница. Когда он еще жил с ней, просил всех знакомых не давать ей денег ни под каким предлогом… Ни под каким! Ведь бывали такие предлоги, перед которыми ни один порядочный человек не устоит… «У соседки мальчик обварился, дайте, пожалуйста, деньги на такси… У них завтра получка, а у меня… как назло… Я обои купила». Обои демонстрировались… Люди рылись в кошельках, карманах, собирали деньги… Валентин видел, как загорелись глаза Натальи, когда он спросил сколько, как она боялась сейчас ошибиться в определении суммы.

– Ты же знаешь, какая теперь дороговизна, - забормотала Наталья. - Дешевле сотни ничего нет, а у меня с собой…

– Показывай, сколько с тобой, - сказал Валентин. Наталья покраснела. Вот тоже, совсем пропащая

женщина, а краснеть не разучилась.

– Сколько, сколько, - затараторила Наталья, - нисколько! Я ж говорю, все дома! Я тут шла… Дают… И очередь божеская… И мой номер есть… Ну, встала и думаю, ты тут недалеко… Что, ты меня не знаешь? Да я и сегодня могу тебе привезти… У меня отложено…

– Не дам я тебе сто рублей, - сказал Валентин. - И пятьдесят не дам… Десять дам, и уходи… И не приходи больше… Я тут последние дни… У меня будет новая работа.