Елена Катасонова - Пересечение

— А ты загорел… — встретила его Таня. — Хорошо прогулялся? И мы тут заодно отдохнули — никаких звонков, никто не дышит в трубку…

И это при Сашке. При Сашке!

— Значки привез?

Сын снисходительно, даже, пожалуй, сочувственно чмокнул его в висок.

— Вот…

Павел сунул ему ярославские значки, прошел в ванную, пустил воду.

— Эй, не залеживайся, через полчаса ужин…

Таня стукнула в дверь, как всегда, костяшками пальцев, в голосе виноватые нотки. Кажется, его здесь ждали: на батарее свежая пижама, халат, мохнатая простыня, у зеркала новый польский лосьон — купила в его отсутствие. Лучше бы ничего этого не было! И этих ноток в голосе — тоже. Потому что ничто теперь не поможет. Он понял это с холодящей сердце ясностью. Он прошел мимо Юльки — тогда, сто лет назад, в институте, он полжизни прожил без нее и вдруг встретил ее снова, и надо все рвать и идти к ней — вот что ему нужно.

Павел лег в белую пену и закрыл глаза. Юлочка милая, Юлочка родная, ты только люби меня, не бросай, слышишь? Не исчезай, как тогда, в институте, не пропадай, не надо, потому что я без тебя не могу. А ты?.. Ты можешь? Неужели можешь? Вот ты приедешь, я встречу тебя, посмотрю в твои глаза и пойму. Скорей бы только…

Павел вздохнул, открыл глаза, вылез из ванны, надел халат, вышел. Что-то, как всегда остроумно, рассказывала Таня, что-то говорил о «хипповых джинсах» сын. А он сидел, сжимая вилку в левой руке и заклинал: «Ты только меня не бросай. Я все сделаю, вот увидишь, клянусь тебе…»

— Что с тобой? — ударил его голос Тани. — Ты что, не слышишь? Я говорю, ребенку нужны репетиторы. Сейчас без них в вуз не пробьешься. О чем ты думаешь?

Павел поднял глаза, посмотрел на Таню, пожал плечами.

— Ну и бери их, репетиторов. Деньги есть…

— Откуда? Или, может быть, ты получил наследство?

Начался их обычный, нескончаемый диалог о деньгах.

Деньги вообще-то были, и немалые, но и расходы — тоже: на машину, на дачу, на новую мебель. И все было нужно, одно тянуло другое, и ничто не приносило радости. Сейчас они собирались купить арабский гарнитур в гостиную. Тяжелый, с мраморной доской столик и кресла с изогнутыми резными ручками стоили дорого, но Таня и Павел уже к ним привыкли, уже видели их у себя, и отказываться от них не хотелось. Так что надо было искать деньги на репетиторов, искать ему, Павлу.

— Хорошо, — устало сказал он. — Что-нибудь придумаю… Спасибо за ужин, я к себе…

Он ушел в кабинет, раскурил трубку, включил тихую музыку, лег на диван и снова, как тогда, в ванной, закрыл глаза. «Прощай, я ухожу… — печально пел низкий женский голос. — Прощай навсегда…»

— Боже, как трогательно!

Павел вздрогнул, открыл глаза. В дверях стояла Таня: черные глаза смотрят с издевкой, рот перекосила улыбка.

— Это мы так тоскуем о даме сердца? А, гроза секретарш?

Что она этим хочет сказать? Та, в Индии, действительно была секретаршей, Галя тоже. Но при чем здесь они? Разве в них дело?

— Уйди! — Он сжал кулаки, сорвался на крик. — Уйди… Таня, — помолчав, добавил он тихо.

— Почему? — так же тихо спросила Таня.

У нее вдруг сел голос, и Павел понял, что она знает ответ, ждет его. И он сказал эти беспощадные, невозможные эти слова:

— Потому что я тебя не люблю. Не могу больше… Ну не могу, прости. И уйди из моей комнаты. Пожалуйста…

— Из твоей? — прищурилась Таня. — Ты уверен?..

Только что он был на такой высоте — один со своею любовью, — но ему не позволили там остаться. Вошла Таня и сбросила его вниз. О чем же она теперь говорит? Что имеет в виду? И вдруг он понял: ведь это ее квартира, она ответственный квартиросъемщик, она, а не он, так же, как она была этим самым съемщиком их старой квартиры.

Павел встал. Таня смотрела на него с такой холодной злобой, с такой нелюбовью, что ошибиться было невозможно. Его здесь не любят, его унижают, здесь абсолютно уверены, что никуда он не денется… Одеревеневшими пальцами Павел с трудом развязал шнурки дурацкого, шутовского халата, нажал на клавишу магнитофона — захлебнулся, умолк теплый печальный голос, — дрожащими руками стал застегивать пуговицы пиджака.

Таня фыркнула, повернулась, ушла. В соседней комнате заговорил телевизор. Хорошо, что не разобран портфель — там бритва, табак, паста. Хорошо, что треклятая монография в шкафу, в секторе. Павел вышел в гостиную. Таня сидела лицом к телевизору.

— Я уезжаю, — сказал Павел, глядя ей в спину.

— Пока, пока, — кивнула Таня, не отрываясь от экрана. — Тете Лизе привет…