Елена Катасонова - Пересечение

Да, есть, конечно, — то, что было заложено уже в дипломе, Павел и сам знает, но проблемы сотрудничества перспективнее. Если работа пойдет, он станет со временем доктором, он сможет поехать еще куда-нибудь, и не переводчиком, а как Саныч — повыше. Он, правда, не решается сказать о своих планах Сан Санычу — еще осудит, но с Таней они часто мечтают об этом. Тут жена его понимает, поддерживает. Но это и все. В остальном они, как всегда, врозь. Индия ей не по душе, Индию она не любит, не чувствует ее проблем, они ей попросту не интересны. Всякий раз, когда споры в парламенте, когда взрыв с Пакистаном, очередной заём или бунт голодных, она посмеивается над горячностью Павла, уверяет, что не о чем тут волноваться и нечего обсуждать: все будет так, как должно быть, и никакие парламентские дискуссии, никакие статьи или митинги ничего не изменят.

— Как ты можешь? Ведь ты же историк! — негодует Павел. — Если бы все как ты, что было бы? Ведь общественное мнение…

— Глупости, — усмехается в ответ Таня, — уж не хочешь ли ты сказать, что наши с тобой эмоции что-то значат? Симпатии, антипатии… Понимание, непонимание… Есть власть, есть правительство — оно и решает. А общественное мнение всегда, понимаешь, всегда остается с носом.

— Да неправда же! — возмущается Павел. — Именно сейчас, в наш век, общественное мнение как никогда…

— Перестань, — морщится Таня и смотрит на мужа снисходительно и устало. — Тоже мне, борец… Вспомни лучше Сакко и Ванцетти. Здорово их спасло общественное мнение? Если хочешь знать, наоборот: из-за всего этого шума властям и пришлось настоять на своем, слишком уж орало твое драгоценное мнение… Ну, хватит, поговорили, жарко сегодня…

И она уходила отдохнуть на каменную плоскую крышу их дома или шла купаться в бассейн, помахивая большой желтой сумкой. А Павел оставался один, злой, несчастный, как всегда положенный на обе лопатки. Однажды он не выдержал, рванулся за Таней — доспорить. Загорелая, спокойная, она сидела, откинувшись в шезлонге, и лениво перелистывала журнал.

— Знаешь, кто ты? — с ходу набросился на нее Павел. — Ты циник и демагог…

— Боже, — лениво протянула Таня. — Какие слова…

— Да-да, демагог и циник, — упрямо повторил Павел. Сегодня она его не собьет, сегодня он выскажет ей все! — Умный демагог, признаю, но от этого еще страшнее. Может быть, ты в чем-то права, но ты же сама говорила, что примеры — не аргумент: не так уж трудно повернуть их в другую сторону! Только это, конечно, когда речь идет о моих примерах! Из своих ты делаешь беспощадные выводы, они разобщают людей, не оставляют надежды…

Таня смотрела на него с искренним изумлением.

— Как интересно… — насмешливо протянула она. — Сколько, оказывается, в тебе эмоций. Жаль, не туда направлены… Нет, дорогой мой, я просто историк и знаю цену общественному мнению… А вообще — я не против, — она пожала плечами. — Шумите, кричите — на то вы мужчины…

На другой день Павел уехал в Бхилаи, на металлургический комбинат. Как он отдохнул там, в оглушающей жаре, в железном грохоте, среди парней с Урала и Каспия! Они ходили по горячим цехам, что-то показывали индийским инженерам, о чем-то с ними советовались, что-то вместе решали и, несмотря на хилый английский, прекрасно понимали друг друга. А индийские рабочие — вчерашние крестьяне и водоносы — весело кричали «давай-давай», и Павел видел, что им нравится и это емкое русское слово, и строящийся завод, и они сами. «Тебя бы сюда, с твоим презрением к людям, — мысленно продолжал он спор с Таней. — Посмотрела бы ты на вчерашних бедняков, как они хотят все понять, увидеть, узнать, во всем разобраться. А ты, значит, считаешь, что это не их дело, пусть скажут спасибо, что дали работу…»

Так думал Павел, так спорил с женой — были теперь у него аргументы! — но когда он вернулся в Дели и его встретил привычно иронический взгляд Таниных темных глаз, ему не захотелось говорить с ней на эту тему, да и на другие, пожалуй, тоже.

Была зима. Где-то в Москве жил их Сашка. Он писал короткие письма большими печатными буквами: «Мама, ты каталась на слоне? Ну, до свидания, больше писать нечего». Он делал немыслимые ошибки, которые смешили Павла и сердили Таню. Она исправляла ошибки красным карандашом и со следующей почтой отправляла письма назад.

— Не надо, — пытался остановить ее Павел. — Ему будет стыдно.

Таня, прищурившись, смотрела на мужа.

— Ничего, переживет… — Потом смягчилась — Ему же на пользу. Видишь, ошибок уже меньше.