Денис Драгунский - Господин с кошкой

— Господи, слышишь ли?

— Слышу, слышу, — психотерапевтичным голосом отвечает Господь.

Не сам, конечно, а его голос, записанный на автоответчик. Ибо подобных стенаний возносится к небу столь великое множество, что у Господа Бога нет физической возможности ответить лично каждому.

— Слышу, слышу, — отвечает Господь. — Оставьте ваше подробное сообщение, и с вами обязательно свяжутся.

Когда? Когда в глазах померкнет свет и дух покинет плоть? Или все-таки раньше, когда блины не будут превращаться в кусочки сыроватого горячего дрожжевого теста, а останутся праздником, который хоть и не всегда, но все же с тобой?

Сплошные вопросы.

— Если у вас есть дополнительные вопросы, нажмите единицу в тоновом наборе или дождитесь ответа оператора.

Но оператор — тоже запись. Он тоже предложит оставить свои вопросы и пообещает связаться. Во благовремении.

В старинной Большой Советской Выездной Анкете был замечательный финальный пассаж: «Если у вас есть ответы на вопросы, которые здесь не заданы, напишите их на отдельном листе (листах) и вложите в данную Анкету».

Список вопросов — не заданных, но бьющих в точку! — тут же сам собою складывается в испуганной голове. И уже не до блинов.

Он резал колбасу и говорил:

— А я тут с Ленкой повидался. Двадцать лет прошло, обалдеть можно. Помнишь Ленку?

— Редкое имя, — сказал я.

— Привет тебе! — сказал он. — Из третьего подъезда. А ты что, к ней не кадрился?

— Нет.

— А я подкадрился, — вздохнул он. — Классная была девочка. И сейчас ничего. Давно замужем, сын — студент… Я говорю: «Как сына-то звать?» Она говорит: «В честь отца». Я говорю: «Ну и как мужа твоего звать?» Она говорит: «Муж у меня Олег Андреевич, а сына я назвала Димой. В честь отца». И на меня смотрит, прямо в глаза.

— Ничего себе! — Я даже присвистнул.

— Вот то-то и оно, — сказал он.

— Хоть на парня поглядел? — сказал я.

— Нет. А зачем?

— Ну, просто, — сказал я. — Взрослый сын, обалдеть. И вообще родная кровь.

— Зачем зря расстраиваться? — сказал он, сгружая колбасу на тарелку и принимаясь за помидоры. — Зачем парня расстраивать? Вообще я не верю в голос крови.

— Правильно не веришь, — сказал я. — Врет она. Мне она то же самое говорила.

— Что? — спросил он.

— То, — сказал я. — Такими же словами. Сына в честь отца, Димой. И в глаза смотрит. Мы же тезки с тобой, ты что, забыл? Классная была девочка, верно. И сейчас тип-топ.

— Ты же сказал, — он развалил помидор надвое, — что к ней не кадрился…

— Я не кадрился, — сказал я. — А она подкадрилась. Ты чего надулся? Она всем врала, тебе и мне тоже.

Он двинулся на меня. Столик уронил, колбаса на пол. У него сносило крышу, прямо на глазах. Здоровый такой бык, накачанный. И нож в руках. Что я должен был делать? Что? Хорошо, там на полу гантели лежали. Едва извернулся, тюкнул и ушел.

Через годик не стерпел, позвонил Ленке. То да се, как муж, как сын, как вообще. И кстати, как наш общий друг Димочка, если, конечно, помнишь.

— Помню, — говорит.

— Давно, — говорю, — его не видел. Лет двадцать, наверное. Как мы со старого двора разъехались, не видел. Жив или как?

— Или как, — говорит. — К сожалению.

— Ничего себе! — Я даже присвистнул. — А такой вроде здоровяк был.

— Да при чем тут? Убили твоего тезку. Нашли на квартире. Криминальные разборки.

— А что, он бандитом стал? — говорю.

— Да нет. Это у ментов отмазка такая. Чтобы не искать.

— Понятно. Сыну рассказала? — ляпнул, сам не знаю зачем.

— Дурак ты. — Она засмеялась и трубку бросила.

— Я уже третий раз хочу спросить… — Она приблизила лицо и зашептала: — Почему у тебя духи такие тонкие-тонкие, почти что дамские? И ногти полированные. Только скажи правду, я тебя не разлюблю ни капельки. Ты случайно немножечко не голубой?

— Господи помилуй! — Он откинулся на подушку и засмеялся. — Нет, я не голубой. Могла, пардон, убедиться. Ногти я сам себе пилкой поправляю. Чего тут голубого? А духи… это духи моей жены. Мой одеколон кончился, я пшикнулся из ее флакона.

— Уже третий раз, между прочим.

— Ну и что?

— Ну и очень зря. Хотя запах отличный. Как называется?

— Понятия не имею, — сказал он. — Поздно уже, давай поспим немножко.

— А почему ты всегда уходил от меня в шесть вечера, — спросила она, — а сегодня пришел в десять и ночевать собрался?