Анна Матвеева - Последее письмо

1.

Сын писал редко, но в остальном не халтурил — конверты распирало от бумаги, старик брал почту, как добычу, выглядывал — не мелькнут ли среди газет знакомые синие чернила. Потом шел в комнату, к любимому креслу, незамужняя дочь Олеся, закинув кошку на плечо, как воротник, включала низко висящую лампу.

Две Алешкиных фотографии — пухлая младенческая и совсем недавно сделанная, цветная, на фоне только что купленной машины — должны были присутствовать при чтении: так хотелось старику. После каждой прочитанной строчки он смотрел то на щекастого малыша в ползунках, то на взрослого, рослого парня — и Олеся, зная эту его привычку, тоже вглядывались в снимки, засмотренные, будто старые иконы.

“Странно, — думала в такие минуты Олеся, — старые фотографии выглядят темными и грустными, а нынешние — цветными, праздничными. Но ведь на самом деле это в детстве все было цветным и праздничным, а теперь поблекло и выцвело.... Фотографии врут так же, как врут люди”.

Кошка пригревалась на коленях, засыпала, старик громко и четко — как на уроке, думала Олеся, — читал Алешкино письмо. Незначительные, мелкие новости — был на рыбалке, затеял мелкий ремонт в саду, помогал другу продать гараж — старик переосмыслял подробно и старательно, даже краткую сводку погоды, которую Алешка приводил в каждом письме, старик обязательно обсуждал с дочерью, и Олеся раздражалась — ну какое ей дело до погоды в чужом, далеком Хабаровске?

...Алешка остался в Хабаровске сразу после дембеля — познакомился с девушкой, влюбился, женился, все как обычно. Обычно для всех, кроме Олеси — она так и не смогла понять, как это совершенно незнакомые люди начинают вдруг спать в одной постели. Олеся не представляла себе, ради кого и чего она сможет однажды это сделать — и поскольку желающих разубедить ее в особом изобилии не было, со временем и мысли эти отпали сами собой. Старая дева, так старая дева, подумаешь. Зато — отличный специалист, ветеринар, к которому выстраиваются очереди напуганных хозяев. Телефонный номер Олеси еще с советских времен передавали друг другу, как великую ценность.

Животных Олеся любила с детства, это с людьми у нее не складывалось — исключением был только папа с его нежным, больным сердцем. Родители Олеси и Алешка сильно рисковали и в том, и в другом случае — но дети получились замечательные, и с сердцем ни у сына, ни у дочери не было проблем. Олеся всегда думала о папе с мучительной нежностью, с исступленным, почти что материнским чувством — иногда ей казалось, что она и замуж не захотела выходить только для того, чтобы всегда быть рядом с отцом. А он, отец, всегда выделял Алешку. Олеся давно отучилась обижаться и ревновать — отцы всегда любят сыновей, и разве можно не любить Алешку? Бледная, некрасивая, тощая дочка — “негладкая”, как говорят на Украине, и яркий, солнечный сын, гордиться которым смог бы даже самый большой мизантроп на свете. Яичница и Божий Дар. Олеся никогда не пыталась соперничать с братом, ей хватало мелких крох со стола семейной любви, и потом, у нее всегда были животные, любившие ее так сильно и преданно, как людям и не снилось.

И сама она не могла пройти мимо дворовой кошки с пораненной лапой, мимо старенькой собаки, трясущейся от холода в подъезде, мимо голубя с подбитым крылом. Программы о животных, которые Олеся привыкла смотреть по вечерам, заставляли ее рыдать в голос — особенно тот фильм о пингвинах, где мамаша оплакивает замерзшего в снегу птенца, а потом дерется с другой самкой, отнимая ее детеныша.

— Олеся, успокойся, — говорил папа, — это всего лишь природа. Люди относятся друг к другу гораздо хуже, я тебя уверяю.

Все школьные годы Олеся мечтала о домашнем питомце, просила собаку, но родители разрешили только рыбок — и еще попугайчика, и черепаху под твердым, каменным панцирем. Еще Алешка притащил однажды от школьного друга хомячиху, та оказалась на сносях, и ее розовое потомство сидело потом в банке, набитой ватками, а после разбежалось по всему дому — вся семья отлавливала грызунов. Школа юннатов, ветеринарное училище, клиника — Олеся всегда знала, что будет главным в ее жизни, и она была благодарна отцу, что он ни разу не попытался высмеять ее любовь к животным — хоть никогда и не пытался ее понять. Сейчас, без малого в сорок лет, Олеся думала иначе — отцу было все равно, чем она станет заниматься, всерьез он волновался в своей жизни только за одного человека — Алешку. После смерти жены старик смог прийти в себя только благодаря сыну — он всегда так говорил, и Олеся старалась не думать о том, что ей почему-то обидно слышать эти слова.