Анна Мосьпанов - Круглые кубики

У Маняши только один недостаток – невероятная любовь к хлорке. Была бы ее воля, Маняша посыпала бы хлоркой все вокруг, включая ложки, вилки и постельное белье. Сестра-хозяйка, зная эту Маняшину особенность, старается хлорку ей в руки без надобности не давать и в кладовую без сопровождения не пускает. В целом же больничный персонал Маняшу любит и на эти ее недостатки внимания не обращает.

И, тем не менее, мне было совершенно непонятно, почему родители вместе с бабушкой и дедушкой при взгляде на Витеньку превращались в уборщицу Маняшу. Когда я немножко подросла, фраза «не надо улыбаться как Маняша» прочно вошла в мой лексикон. Причем произносила я ее очень часто, по поводу и без. Уж очень мне нравилось это оригинальное, на мой взгляд, совершенно «фирменное» сравнение, характеризующее меня как человека тонкого, умного, к деталям и особенностям чуткого.

Дед долго молчал, а однажды – мне было лет семнадцать уже – не выдержал.

– Микаэла, откуда в тебе такая нетерпимость? Что ты вообще знаешь о Маняше? Ты хоть бы удосужилась поинтересоваться, кто она, откуда взялась, почему живет при больнице уже столько лет?

– Дедушка, да я просто так. Это просто, – никак не находилось правильное слово: – образ такой! Собирательный образ. Маняша так дурашливо улыбается всегда, что… Дедуль, ну не сердись, – вяло попыталась было оправдаться я, но было поздно.

Дед отличался крутым нравом и собственным кодексом чести, который не нарушал никогда, ни при каких обстоятельствах. Несогласные и недовольные могли совершенно спокойно оставаться со своим мнением – за пределами его дома. У него в принципе существовало всего два мнения – его собственное и противоположное, а значит – в корне порочное. Вот такая вот простая, понятная солдатская логика.

В гневе он выглядел очень страшно. Лицо багровело, на виске пульсировала тоненькая синяя жилка, костяшки пальцев становились белыми, как мукой присыпанными. При этом дед никогда не поднимал ни на кого руку. Покричит, пошумит, пар выпустит – и снова превращается в уютного, домашнего, любимого дедушку.

Эту фазу нужно было просто пережить, переждать, как внезапно налетевшую грозу – лучше спрятавшись где-нибудь в деревянном сарайчике, чтобы стихия не достала, чтобы сохранить чистенькое платье и аккуратно причесанную головку. Гроза летняя прекрасна своей первозданной силой и недолговечна. Так и дедов гнев длился максимум пятнадцать-двадцать минут, а потом вдруг небо снова становилось лазурным, с легкой туманной дымкой и россыпью радужных пятен на мокрой, непросохшей траве.

– …Я с тобой разговариваю! – Пока я размышляла об особенностях дедушкиного характера, со мной, оказывается, вели серьезную, глубокую беседу. – Что ты вообще знаешь о ней? Вот вы все-таки совершенно потерянное поколение. Никак не пойму, как вас с Витькой воспитывать.

Дедушка на секунду прервал свою тираду, закурил огромную трубку – по дому мгновенно распространился тонкий запах яблочного табака почему-то с примесью корицы. Откуда у него появилась эта странная помещичья привычка курить трубку? Бабушке, впрочем, очень нравилось. Она – с мундштучком своим янтарным, он – с трубкой. Обычно они выходили вечерком покурить на крыльцо, усаживались рядышком и дымили себе неспешно, обсуждая дневные новости, его больничные проблемы (коротко, пунктиром) и ее дамские переживания (многословно и многослойно, с подробностями и извилистыми премудростями).

Портниха неровно выкроила пройму, теперь сидит косо. Как думаешь, может, сменить ее? Совершенно безрукая девица оказалась. А еще говорит, в Доме моды в Москве работала. Какой там Дом моды! Так, сельпо. Мясник Степан обещал отложить грудинку и забыл, ну что ты с ним будешь делать? Лидия все же решилась с Сережей разойтись, сколько я ни уговаривала. Подумаешь, случилось. В командировке с кем не бывает. Чего жизнь-то ломать?

Дед внимательно слушал, попыхивая трубочкой, кивал, давал невнятные советы, а в основном любовался своей статной, дородной красавицей-женой, единственной своей женщиной, своей музой и боевой подругой, проведшей полжизни по занюханным, затерянным в болотах и непролазной жиже гарнизонам, где из всех развлечений – кино про армию по средам и выступление художественной самодеятельности по субботам. И ведь ни разу не пожаловалась, не попросилась в Москву, не капризничала, не возмущалась. Куда иголка, туда и нитка.

«Пойдем, что ли, подекадансим?» Так это у нее называлось. Термин этот бабушка придумала сама и очень им гордилась. Все, что подпадало под категорию необычного и неординарного, называлось у бабушки красивым термином «декаданс». Трубка с яблочным табаком прекрасно вписывалась в этот самый декаданс. Так же как и каракулевое манто, мундштук, шляпка с вуалью и привычка раз в неделю ходить в консерваторию.