Паскаль Лене - Казанова. Последняя любовь

Полина Демаре, как и следовало ожидать, заинтересовалась увечной бедняжкой. Если она и гнала прочь от себя всякое милосердие, оставляя его кюре и лицемерам, то здравый ум ее все же восставал против несправедливости, словом, она была тронута жестокосердной судьбой девочки.

Она заплатила Шрёттеру двадцать флоринов с тем, чтобы тот отдал ее ей. Она нарядила ее в одно из своих платьев, на голову надела чепчик, обула. Тонка преобразилась и стала выглядеть как настоящая барышня. Камеристка г-жи де Фонколомб обзавелась своей собственной горничной.

Ее хозяйка посмеялась над тем, что Полина ведет себя как какая-нибудь герцогиня. Джакомо промолчал, но, встречая отныне Полину лишь в обществе дочери садовника, решил избегать ее, боясь, что Тонка невольно выдаст то, что произошло между ними. Однако, по-видимому, в силу некой душевной тонкости, проистекающей напрямую из сердца и души, минуя разум, глупышка поначалу никак не выдала своего секрета. Успокоившись, Казанова стал вновь ухлестывать за Полиной, негодуя тем не менее на ее хвост, который она намеренно таскала за собой, чтобы срывать все его планы.

Из устрашающей Тонка сделалась докучной. Для того, кто был способен не обращать внимания на препятствия и помехи, она перестала существовать. Чувство, толкавшее его к Полине, делало неразлучную с ней девчушку как бы прозрачной, подобно тому, как в течение жизни первые ростки каждого нового его увлечения всякий раз лишали его малейшей привязанности к той или иной красотке, которой еще накануне он клялся в вечной любви.

— Вы могли бы мне понравиться, несмотря на ваш почтенный возраст, сударь, ибо в вас, безусловно, довольно ума, чтобы можно было не замечать ваших морщин и неприятных коричневых пятен, которыми усеян ваш лоб. Я могла бы даже махнуть рукой на ваши очки, которые вы надеваете, чтобы беззастенчиво разглядывать мою шею и грудь так, словно вы утыкаетесь носом в молитвенник. Я могла бы посмеяться над вашей непомерной спесью, снизойдя к вашей слабости. И, расценивая это как игру, могла бы дать вам то, что вы так стремитесь получить и что по сути такая ничтожная вещь. Я бы могла позволить вам наслаждаться собой и сама постаралась бы одарить вас наслаждениями, кои только в моих силах, с единственной целью: заставить вас сожалеть после, что все это у вас отнято. Но одного я не могу вам простить — того, что всю свою жизнь вы были продажной душой, склоняли свое чело и жалко протягивали руку, выпрашивая подачку у тиранов или их лакеев.

Так говорила Полина, пока Казанова, преклонив перед нею колено, любовно сжимал ее руки, покрывая их поцелуями. При этой галантной сцене присутствовала Туанон, и если ничего и не смыслила в речах, то уж язык жестов и выражений лиц явно понимала. Однако она никак не выказала боли, которой не могло не вызвать в ней происходящее. Казанова, впрочем, не обращал на нее никакого внимания, полностью полагаясь на ее слабоумие.

Он не услышал, как в кабинет вошла г-жа де Фонколомб, и потому не встал с колена.

Однако гостья была настроена по отношению к нему ровно и благожелательно. А вот то, что в ее камеристке кокетство уживалось с претензией на спартанские добродетели, было ей совсем не по душе. Она усматривала в этом не только непоследовательность, но и фальшь. И потому вновь встала на сторону соблазнителя:

— Господин Казанова и ему подобные если кого и ограбили, так лишь за карточным столом, к тому же с согласия противников, тогда как ваши санкюлоты с помощью эшафота не только расправились со своими врагами, но и завладели их богатством.

— Справедливость действительно может выглядеть более жестокой в своих проявлениях, чем хитрость и ложь.

— Бог создал мир не для того, чтобы в нем господствовала справедливость, основанная на крови, и не для того, чтобы убивали помазанников Божиих…

— Сударыня, я всего лишь ваша служанка! — прервала ее Полина, дерзко встав, чтобы выйти и оставить г-жу де Фонколомб наедине с Казановой. Но та ее удержала:

— Если вы претендуете на то, чтобы быть столь же «непогрешимой», как ваш ужасный идол [27] У Робеспьера было прозвище «Неподкупный». , Полина, будьте такой во всем и сполна! Начните с того, что прикройте ваши прелести и проявляйте меньше снисхождения к вызванным вами страстям, если в ваши намерения не входит их утолять!

— Господин Казанова испытывает страсть лишь к моей груди, сударыня, и, не запрещая ему лицезреть ее, я вполне утоляю его страсть.