Потом заходит женщина — вплывает женщина. Она смотрит на меня сверху вниз. Она моя мать, моя возлюбленная, моя жена. Это Лора — та самая продюсер или агент по кастингу, которая мне звонила. В ней есть что-то от Эли Макгроу [108] Элис Макгроу (р. 1938) — американская актриса и модель.
— смугловатая кожа, темные глаза, прямые волосы цвета молочного шоколада мягко лежат на плечах, как бархатный занавес, ниспадающий на бархатный пол сцены.
Она приглашает меня пройти в другую комнату, где и будет происходить интервью. Я уже готов отдаться ей целиком. Она будет меня слушать, а когда выслушает, то все поймет. Вот только с моей прической, по-моему, непорядок. Я собирался заранее проверить волосы в уборной, но у меня не было возможности. Идиотство. Этот день, может, станет самым важным в моей жизни, а я пускаю все на произвол, и только из-за волос. Если же я попрошу, чтобы мне разрешили проверить их сейчас, то она решит, что я самовлюбленный тип, и составит обо мне превратное мнение. А может, ей и нужен самовлюбленный? Я мог бы стать Самовлюбленным Типом. Такие всегда бывают. Обычно это модели, конечно же. Тут я не гожусь никак… Разве что был бы «бенеттоновской» [109] «Бенеттон» — крупный итальянский производитель одежды, на рубеже 1980—1990-х годов создала новаторский рекламный стиль с социальным подтекстом (сюжеты рекламы прямо не соотносились с одеждой: люди, умирающие от СПИДа, новорожденные младенцы и т. д.).
моделью, странноватым и невзрачным. Это у меня получилось бы. Странный, но вызывающий вид — как героинщики или эти, с веснушками и длинными волосами. Вот таким я бы мог быть…
Ох, какая она! Я уже не хочу в шоу Лоры, я хочу осесть где-нибудь с самой Лорой, вырастить с ней детей в поместье акров на десять на побережье Северной Каролины. У нас будет пес по имени Шкипер. Мы будем вместе готовить еду и угощать ее родителей и соседей. И у нас будет куча детей, похожих не на меня, а на нее — с точеными, но мягкими чертами лица, с таким же изумительным носом…
— Итак, — говорит она, усаживаясь за видеокамерой.
Пошла запись, зажегся красный свет.
— Где вы выросли? — спрашивает она.
— Ну это легко. В Лэйк-Форесте. Такой небольшой пригород Чикаго, милях в тридцати к северу…
— Я знаю, что такое Лэйк-Форест.
— Правда? — спрашиваю я, чувствуя, что грядет смена формата, где исчезает прямая речь, а обычное интервью превращается в нечто иное, несоизмеримо большее. — Просто маленький пригород, население — семнадцать тысяч. Странно, что вы…
Да ладно. Лэйк-Форест — один из таких городков, вроде Гринвича или Скарсдейла — в смысле, среди небольших американских городов он один из самых богатых, разве нет?
Правда? Может быть. Наверное. То есть я не знаю. У меня не было совсем уж богатых знакомых. Друзья родителей преподавали в школе, продавали медицинские товары, держали багетные лавки… Родители ездили на подержанных автомобилях, всю одежду мать нам покупала в «Маршалле». Как-то так. Думаю, мы принадлежали к нижней социально-экономической страте города.
Чем занимались ваши родители?
Мать не работала, пока мне не исполнилось двенадцать. А потом работала учительницей. В школе Монтессори. Отец был юристом по торговому праву, работал в Чикаго. Занимался фьючерсными сделками.
А брат и сестра?
Сестра учится на юридическом в Калифорнийском университете. Брат Билл работает в интеллектуальном центре в Лос-Анджелесе.
Это как?
Он начал работать в Фонде наследия, ездил в Восточную Европу, проводил консультации в бывших республиках Советского Союза, как там они сейчас называются, — насчет конверсии, рыночной экономики, ну и далее в том же духе. Потом он написал книжку о том, как сократить правительственный аппарат здесь, на местном уровне. Называется «Революция в корнях: Как сделать правительство компактнее, эффективнее и ближе к дому». Вам обязательно надо ее полистать. Там даже цитата из Ньюта Гингрича [110] Ньютон Лерой Гингрич (р. 1943) — американский политик-консерватор, в 1995–1999 гг. — спикер Палаты Представителей Конгресса США; профессор истории.
на обложке, что-то насчет того, что все американцы, если они хорошие американцы, обязаны прочесть эту книгу.
Думаю, вы с ним не слишком много разговариваете о политике.
Да, не слишком.
А когда вы были маленьким, семья была обеспеченной? Не знаю. Иногда. Иногда нет. Мы не испытывали какой-то особой нужды в чем-либо, но мать часто вела себя так, будто мы едва сводим концы с концами. Иногда она кричала: «Ты хочешь, чтобы мы оказались в приюте для бездомных?» — обычно отцу, но в то же время всем и никому в особенности. Мы никогда толком не понимали, в чем тут дело, но жаловаться, конечно, было бы глупо. У нас был свой дом в хорошем городе, у всех свои спальни, одежда, еда, игрушки, на каникулах мы ездили во Флориду. Хотя напрягаться приходилось все время. Начиная где-то с тринадцати лет все мы подрабатывали, все лето: Билл и я стригли газоны, Бет в коричневых брюках подавала мороженое в «Баскин-Роббинс»; машины приходилось покупать дурацкие — подержанные, недолговечные, «кролики» и ржавые «камарос»; учились в бесплатных школах и колледжах. В общем, не сказал бы, что мы были обеспеченными: когда они умерли, мы узнали, что у них не было никаких сбережений…
Читать дальше