Дэйв Эггерс - Душераздирающее творение ошеломляющего гения

Проходит двадцать минут, и он перезванивает еще раз:

— Такой записи нет во всей Южной Калифорнии. Это ведь там случилось?

— Ну… Хм. Да. Кажется.

— У вас есть еще какая-нибудь информация? Напомните-ка еще раз дату смерти.

— Да-да… [Судорожно листая журнал в поисках статьи.] Насколько я… помню… это случилось… знаете, вы бы действительно лучше поговорили с мистером Пеламом-Фенсом. Правда, он в настоящий момент в Бухаресте… и сейчас там три часа ночи, и…

Мы вешаем трубку и начинаем обдумывать стратегию. Мы хотим, чтобы роль Пелама-Фенса сыграл Пол или Зев. Оба отказываются.

— Ни за что.

— А я не умею изображать британский акцент.

Продюсер звонит снова:

— Никто ничего об этом не знает. Мы позвонили его менеджеру, и он сказал, что впервые об этом слышит.

Мы отослали факс час назад, и наше дело уже швах.

— Слушайте, парни, что вообще происходит? — интересуется продюсер.

Мы объясняем. Розыгрыш. Очень смешно.

Нет, он не умилился. Он в бешенстве. Он швыряет трубку.

Все кончено.

Впрочем, не совсем. Для Адама все еще далеко не кончено, потому что маховик раскрутился, и понадобится несколько недель, чтобы он замедлил движение. Корреспондент «АП», явно не из самых сообразительных, отыскал в миссу-рийских ебенях Дика Ван Паттена [171] Дик Ван Паттен (р. 1928) — американский актер. , папу Адама в «Восьми хватит» и попросил прокомментировать безвременную смерть своего телевизионного сына. Тот был потрясен. Говорят, расплакался. Новость облетела Интернет. Люди обсуждали ее в чатах; большая часть тех, кто знал, что это розыгрыш, были в ярости. В основном люди сомневались. Друзья и бывшие подружки Адама несколько дней прожили в шоке, поверив, что его больше нет. Одна из бывших подружек позвонила ему домой, просто чтобы в последний раз услышать его голос по автоответчику. Трубку снял Адам. Она упала в обморок. Он в панике звонит нам.

— Значит так, ребята. Ситуация выходит из-под контроля. Черт возьми, у меня родные с ума сходят.

Мы рассылаем еще один пресс-релиз, где объясняем, что это была Очень Смешная Шутка, настаиваем на том, что всем должно было быть очевидно, что это шутка (хотя сами понимаем, что это неправда), и что ее смысл все должны были понять сами (ага, сейчас). Текст завершается короткой припиской от самого Адама: по нашей просьбе он советует всем «блин-взбодриться».

А потом приходит ударная волна. Адама размазывают по стенке. Появляется материал в «Инкуайрере», в «Америкэн Джорнале», в «Э!», упоминание в десятках газет «Ассоши-эйтед Пресс», разворот в «Нью-Йорк Пост». В большей части репортажей, чтобы объяснить случившееся, раскапывают его прошлое — гаденькую солянку из наркотиков и мелкого воровства, и результаты получаются убийственные. А ближе к концу статей его обвиняют в том, что трюк с фальсификацией смерти, эта постыдная спекуляция на человеческих чувствах, была дешевым способом вернуть свое имя на страницы газет.

На следующее утро я заезжаю в «Бест Вестерн», чтобы отвезти его на первое из двух интервью по радио.

— Итак, над чем вы работаете сейчас? — приветливо спрашивает Питер Финч, ведущий сан-францисской станции «КФОГ».

— Над историческим фильмом. Это будет костюмная драма.

— Очень интересно. А вы будете…

— Продюсером и режиссером.

Адам держится потрясающе. Я думал, он смешается, люди, звонящие в студию, порвут его в клочья, ведущий будет издеваться над ним, но все проходит на высшем уровне: Адам собран, невозмутим, прекрасно говорит — он по-прежнему артист, он по-прежнему контролирует ситуацию.

Потом он приезжает к нам в офис, подписывает экземпляры выпуска, и подпись у него уверенная, с твердым росчерком и отменными завитками, и один из подписанных экземпляров мы несем показать Шалини.

Ее перевезли в другую больницу, на ту же улицу, где живем мы с Тофом, в светлую палату с видом на Ноб-Хилл. Она в сознании, ее голову прооперировали уже десять, двадцать или тридцать раз, и должны сделать еще сто пятьдесят тысяч операций. Мы развлекаем их с ее мамой громким чтением писем к ней, а еще рассказываем, как идут дела в офисе. У нее отключилась краткосрочная память, поэтому она не помнит как следует, кто такой Зев, и вообще ей все время приходится напоминать, что это за люди, о которых мы говорим.

— О, кстати. Знаешь, кто сейчас в городе? — говорим мы. — Ты не поверишь!

— Кто?

— Адам Рич.

— Боже-мой! Что он здесь делает?

— Мы выпустили этот номер с материалом, где он как будто бы умер и…