Admin - Торжество возвышенного

Он вскричал, усмехаясь:

— У кого из нас на совести нет грехов, за которые можно упечь в тюрьму?

— Но мы еще никого не убили.

— Как сказать. Если это правда, что Тахию убили, то в этом участвовал не один человек, и ты в первую очередь.

— Он не достоин, чтобы ты защищал его.

— Я не считаю его виноватым. У тебя есть хоть одна улика против него?

— Пьеса.

— Где ты найдешь пьесу без преступления? Прокуратуре нужны доказательства другого рода.

— В пьесе он совершил самоубийство.

— Значит, на самом деле он этого не сделает. И, на наше счастье, будет жить и писать.

— Он не написал ни строчки и никогда не напишет. Ты знаешь это как никто другой, ты ведь читал другие его пьесы.

— Тарик Рамадан, не будь занудой. Займись делом. Не упусти свой шанс, он не появится во второй раз…

Я репетирую роль в пьесе, написанной убийцей. Заново переживаю свою жизнь с Тахией, начиная с того, что произошло за кулисами.

Я в своем старом доме у щебневого рынка. Любовь в комнате. Разоблачение измены. Рыдание на похоронах.

Салем аль-Агруди обращается ко мне:

— Ты играешь как никогда, но выучи текст назубок.

— Я повторяю так, как было на самом деле.

Он рассмеялся:

— Забудь о реальности и живи спектаклем.

Тогда я попросил его:

— Ведь, к счастью, у тебя есть право внести изменения.

— Я уже поправил, где было надо, и вырезал сцену с ребенком.

— У меня идея!

Раздраженный, он уставился на меня, но я продолжил:

— Героиня, отходя в мир иной, просит встречи с ее бывшим возлюбленным…

— Каким возлюбленным? Кто из актеров театра не влюблялся в нее в свое время?

— Я имею в виду возлюбленного, роль которого играю я. Он приходит к ней, она просит прощения за измену и умирает у него на руках.

— Но для этого потребуется внести изменения в сущность образа, да и в отношения между мужем и женой.

— Пусть так.

— Ты предлагаешь совсем другую пьесу… Героиня и не вспоминала о своем бывшем любовнике.

— Это невозможно, противоестественно.

— Я же сказал тебе, живи пьесой, забудь о реальности. Или ты предпочитаешь переписать пьесу, ведь сейчас кто угодно по воле случая или прихоти может стать автором…

— Но ты же вырезал роль ребенка?

— Это другое дело, он не связан с сюжетом. Убийство невинного младенца чревато тем, что лишит героя симпатии публики.

— А убийство его несчастной жены?

— Послушай, масса зрителей в глубине души мечтают прикончить своих жен…

Разве это не Карам Юнес? Точно. Он выходит из кабинета директора. До премьеры осталось всего две недели. Я стоял у входа в буфет и разговаривал с Доррией, звездой труппы, каждый из нас держал в руке чашку с кофе. Когда он, в старом костюме и черном шарфе, намотанном на шею почти до висков, поравнялся с нами, я произнес:

— Какая честь нашему театру!

Он посмотрел на меня искоса и сухо ответил:

— Уйди с глаз долой…

Он поздоровался на ходу с Доррией и ушел. Доррия прервала свой разговор о подорожании чего-то на рынке и поинтересовалась:

— Он наверняка приходил спросить об исчезновении своего сына.

Я злобно ответил:

— Это побег преступника, что же еще?

Доррия улыбнулась:

— Он не убивал и не совершал самоубийство.

— Он не покончит с собой, его повесят…

Она вернулась к своей теме:

— Победа должна была привести нас к лучшей жизни.

Я с насмешкой сказал:

— Легкая жизнь бывает только у негодяев. Страна стала сплошным притоном. Почему полиция нагрянула в дом Карама Юнеса, ведь он проворачивает те же делишки, что и наше государство?

Доррия рассмеялась:

— Времена сексуальной монополии!

— Я — человек, отвергнутый своей родовитой семьей, так как не вышел в люди. Почему неудача преследует меня?

— Эх ты, вечный неудачник, нашедший себе теплое местечко при Умм Хани!

Вечер премьеры 10 октября. Сегодня на улице дует приятный ветерок, а в зале появляется ощущение, что скоро будет нечем дышать. Среди зрителей Карам Юнес, Халима, аль-Хиляли и Фуад Шельби. Я единственный, кто на подмостках повторяет роль, уже сыгранную в жизни. Исмаил исполняет роль Аббаса. Жизнь старого дома вновь выставляется напоказ во всем своем бесстыдстве, и, кроме того, показаны еще новые, более дикие злодеяния. Директор играет в азартные игры и проникает в спальню Халимы. Непристойности следуют одна за другой, и, наконец, их венчают измена и убийство. Впервые в жизни мои сцены завершаются аплодисментами. Успех пьянит. Видит ли Тахия нас с того света? Успех опьяняет все больше. Публика то замирает в молчании, то взрывается овацией. Трусливого преступника-драматурга нет. Чем это отдается в душе у Карама и Халимы? Они постареют, когда занавес опустится в последний раз.