Admin - Торжество возвышенного

Я улыбнулся с довольным видом. Он продолжил:

— Я дам тебе триста фунтов. Щедрость, наверное, мое единственное достоинство. Это огромный гонорар для первой работы.

Если бы ты была жива, то разделила со мной эту радость…

Немного подумав, он спросил:

— Ты как будто ждешь от меня вопросов, которые не дают тебе покоя?

— Это всего лишь пьеса, ее нельзя рассматривать глубже.

— Отличный ответ! Для меня важна только пьеса. Но она вызовет подозрения у твоих знакомых…

Я спокойно ответил:

— Мне нет до этого дела.

— Браво! У тебя еще что-то?

— Я хотел начать писать новую пьесу.

— Браво! Плодотворный сезон… Я жду тебя… Представлю текст труппе будущей осенью…

В моем скромном жилище меня часто охватывает тоска. Я хотел бы найти другое, но где? Я изменил комнаты до неузнаваемости. Продал кровать и вместо нее купил новую. Тахия значила в моей жизни гораздо больше, чем я себе представлял. В начале, находясь в шоке, я не почувствовал своего горя, но постепенно оно все сильнее давало о себе знать, и единственная надежда оставалась на то, что время его залечит. Многие решат, что я убил ее, но сейчас она знает всю правду. Незадолго до начала осени мои родители вышли из тюрьмы. И посчитав, что долг выше эмоций, я встретил их с любовью и сочувствием. Я нашел их совершенно раздавленными, и тоска моя усилилась. Сархана аль-Хиляли я попросил принять их на прежнее место работы в театр. Обеспечив их работой, я смогу уйти и посвятить себя творчеству. Он не возражал, но они, чувствуя ненависть к театру и к людям, в нем работающим, отказались наотрез. За исключением дядюшки Ахмеда Бургуля и Умм Хани никто не снизошел до того, чтобы их навестить. Я испытывал от этого удовлетворение, потому что события соответствовали описанному мною в пьесе. Отец остался мне чужим, несмотря на то, что ему пришлось отказаться от опиума. Между нами не было никакой связи. Правда, я так и не понял его, и не думаю, что когда-либо пойму и успокоюсь. Пьеса требовала, чтобы я изобразил его жертвой наркотиков и нищеты. Интересно, что он скажет о своей роли? Смогу ли посмотреть ему в лицо после премьеры?! А мать не потеряла связи со мной, она желает участвовать в моей жизни. Но я хочу остаться свободным и мечтаю подыскать новое жилье, хотя бы комнату. Даже если и не питаю к ней любви, то точно не держу на нее зла. Она удивится, когда увидит себя на сцене. Она поймет: мне известно все, что она пыталась от меня скрыть. Смогу ли я после этого посмотреть ей в глаза? Нет. Я оставлю их, прежде обеспечив. Лавка — хорошая идея, которая принадлежит Ахмеду Бургулю. Я надеюсь, что они обретут себя и искренне раскаются.

Я стою лицом к лицу с Тариком Рамаданом. В театре мы обменивались формальными приветствиями. На этот раз он врывается ко мне с присущей ему грубостью. Он из тех немногих, у кого нет ни чести, ни совести. Сколько раз я упрекал Умм Хани за сожительство с ним. Он начал беззастенчиво лгать:

— Я пришел поздравить тебя с пьесой.

Ты пришел, чтобы учинить подлый допрос. Однако я подыграл ему и поблагодарил. Как бы невзначай он передал мне мнение режиссера:

— Герой мерзок и отвратителен до тошноты. Публика не будет ему симпатизировать.

Я пропустил это суждение мимо ушей. Герой не таков ни в жизни, ни в пьесе. Тарик набрасывается на меня. Я с презрением посмотрел на него. Он спросил:

— Ты понимаешь, что сюжет пьесы вызовет поток слухов в твой адрес?

— Меня это не волнует.

И вдруг он произнес с нескрываемым возмущением:

— Какой хладнокровный убийца!

Я презрительно парировал:

— Вот ты и возвращаешься к прошлому. Для меня оно — опыт любви, а для тебя только горький опыт.

— Сможешь оправдаться?

— Я не обвиняемый, чтобы мне это требовалось…

— Скоро ты окажешься в прокуратуре.

— Ты злобный придурок.

Он поднялся, усмехнувшись:

— В любом случае, она заслуживала смерти.

И ушел, бормоча себе под нос:

— А ты заслуживаешь виселицы…

Этот неприятный визит заставил меня задуматься. Я убедился, что необходимо скрыться от глаз глупцов. Заслуживаю ли я виселицы? Нет… Даже учитывая мои тайные помыслы. Мое воображение было просто способом бегства от будничных забот, но не от любви и моей возлюбленной. Они были вызваны сиюминутным помешательством, а не итогом размышлений. В любом случае, я избавился от этой нечисти.

Риелтор нашел мне комнату в пансионе «Coute d`Azur» в Хелуане. Так я снова остался наедине с книгами и моим воображением. Почти все время я проводил в комнате, только ночью находил время, чтобы прогуляться. Я бросил работу, у меня осталось только творчество. Для себя я решил, что должен сосредоточиться на одной идее из десятков, витающих в моем воображении. На поверку, однако, мне стало ясно, что у меня нет ни одной идеи. Что это? Я живу не в одиночестве, а в пустоте. На меня накатывала глубокая, бездонная, пронизывающая тоска по Тахии, которая, сопротивляясь забвению, представала на фоне образа Тахира истощенная и невинная. Я искал спасения от своей тоски в творчестве, и не находил ничего, кроме пустоты и бездействия. Огонь угас, желание творить испарилось. Вместо них наступила вечная мерзлота и отвращение к жизни.