Лея Любомирская - Живые и прочие

Послушник второго уровня Лобсанг Чу-ден сидит скрестив ноги в большом прохладном зале. Перед ним, на краю невысокого столика из грубого дерева, лежит белая фаянсовая плошка для риса. Лобсанг открывает глаза. Нет, за последний час плошка не сместилась ни на миллиметр.

В приткнувшемся где-то под самой крышей Гималаев тибетском монастыре Дацан Бон-по никогда не слышали греческого слова «психокинез». Умение двигать предметы силой мысли — всего лишь одно из умений, которые послушник должен продемонстрировать для перехода со второго уровня на третий.

Лобсанг закрывает глаза. На лице его отражается внутреннее напряжение.

Сенатор Дженкинс вылезает из лимузина и в сопровождении охраны энергичной походкой направляется к импровизированной трибуне. Он всегда рад выступить на открытии нового госпиталя и перерезать ленточку: забота о здоровье была и остается большой частью его программы. Но сейчас мысли Дженкинса заняты совсем другим. Конечно, никто не ожидает прогулки в парке, когда пытаешься пойти против нефтяного лобби. Но по правде, он и представить не мог такого количества проблем, палок в колесах и даже скрытых угроз. Однако Дженкинс полон решимости идти до конца. Все можно преодолеть, когда молод, горяч и кажется, что есть возможность что-то изменить.

Привычным усилием вызвав на лице сверкающую улыбку, Дженкинс поднимается на трибуну и упирается лбом ровно в перекрестье находящегося на расстоянии в полмили прицела. Джон Трентон Бидвелл делает глубокий вдох и задерживает дыхание.

Пьер пятится к выходу. Он прикрывает двух своих товарищей, которые волокут носилки с упавшей в обморок старушкой сербкой, хозяйкой дома. Дом — отдельно стоящую хибару в восемнадцатом районе Парижа — уже не спасти. Пламя бушует все сильнее, скоро все начнет обваливаться. Напарники исчезают в доживающем последние минуты дверном проеме. Пьер разворачивается, готовый последовать за ними, и вдруг слышит где-то за спиной растерянное мяуканье.

Настоятель монастыря Дацан Бон-по Нгаванг Йеше Тендзин Ринпоче и старший монах Темба Рабтен останавливаются около открытой двери зала, в котором сидит Лобсанг Чу-ден.

— Учитель, я беспокоюсь о брате Лобсанге, — говорит Темба Рабтен. — Приближается весенняя постройка мандалы, все остальные послушники уже перешли со второго уровня на третий, а Лобсанг Чу-ден все еще трудится над мысленным перемещением предметов…

— В твоих словах нет мудрости, Темба, — тихо произносит настоятель. — У каждого из нас в жизни есть своя задача, и единственное, что имеет значение, — это попытаться отдать этой задаче всего себя, без остатка. Сколько на это уйдет времени — совершенно не важно.

Темба Рабтен замирает в уважительной позе и весь обращается в слух. Настоятель говорит немного, но всегда о существенном. В прошлый раз, когда Ринпоче говорил таким задумчивым голосом, это переросло в целую десятиминутную проповедь о том, что все в мире взаимосвязано. Однако на этот раз учитель молчит, глядя на сидящего в дальнем углу зала послушника. То ли аудитория неподходящая, то ли он уже сказал все, что требовалось.

«Этот старый лис Мацумото! — сплевывает в ярости Такаши Сато, обнаружив себя в окружении шестерых парней с эмблемами группировки Инагава на черных пиджаках. — Ишь, крышу решил сменить!» — и молодой якудза привычно становится в боевую позицию. В следующие за этим десять минут по главному залу «Кифунэ» перекатывается вихрь из пинающих ног, машущих рук и кувыркающихся пиджаков, из которого время от времени вываливаются тела. В итоге вихрь затихает, и на его месте остается стоять тяжело дышащий Такаши. Отряхнув пиджак, он вскидывает руку и хрипло кричит:

— Мацумото! Ожидай визита от оябуна. Вам предстоит по-настоящему серьезная беседа.

Не услышав ответа, Такаши разворачивается к выходу. На верхней галерее ресторана невидимый Такаши старый Мацумото, презрев все кодексы чести, дрожащими руками поднимает пистолет и целится в спину якудзы.

«Не может быть! Я! Сорвался!» — вот что мелькает в голове Роба Маунги в ту секунду, когда он пребывает в свободном полете. Веревка сильно дергается, и Роб повисает в полуметре от ледовой стены. «Он выходит! Он сейчас выпадет!!!» — слышит Роб истеричный крик девушки сверху и понимает, что ледобуру наверху осталось держать недолго и вот-вот они уйдут вниз все втроем. «Как же так?» — ошалело шепчет спасатель и вдруг замечает в стене перед собой ушко ледобура с петлей — оставленную кем-то точку страховки. Стараясь не раскачивать веревку, Роб тянется рукой к спасительной петле. Дотянуться, встегнуться, снять свой вес с натянутой как струна веревки… Но нескольких десятков сантиметров не хватает. Сверху летит ледяная крошка. «Дьявол! Не достану…» — чертыхается Роб, моргая.