Лея Любомирская - Живые и прочие

Флодар также не считал поверженного противника ничем иным и потому бил его без всякого сожаления, ни разу не умерив силу удара; все остальные поступали точно так же.

И вдруг неизвестно откуда — из пустоты — на них обрушился незнакомец. Все стоящие на земле, и Вицерия в поднебесье, и Айтьер во прахе, — все они не могли взять в толк, откуда взялся чужак. Он действительно как будто соткался из воздуха и вырос прямо перед ними. Пользуясь изумлением врагов, он ловко засветил Флодару в нос, Озорио — в глаз, Эрифандеру — в переносье, Анхарно — в живот, а Хименеро он пнул по голени. Затем он подобрал палку-погонялку, которую выронил Айтьер, и огрел Флодара по голове, Озорио — по скуле, Эрифандера — по лбу, Анхарно опять ткнул в живот, а Хименеро получил второй удар по голени.

Все это он проделал в считаные секунды, а потом закричал и затопал ногами, и тут только все разглядели, какое страшное, какое нечеловеческое у него лицо, со сдвинутыми к переносице совершенно плоскими глазами.

Ужас охватил молодых людей, и они, хромая, стеная и хватаясь друг за друга, бросились бежать. Их не смущало даже присутствие Вицерии, чьи волосы больше не дрожали, а прямо-таки плясали на плечах и спине.

Агген выскочила на поле боя, где стоял, тяжело переводя дыхание, победитель Филипп, схватила в горсть пыль и швырнула вслед убегающим.

— Вот вам!

Айтьер зашевелился на земле и заскрежетал зубами.

Агген опять забралась в сумку, извлекла оттуда флягу и вылила ее содержимое Айтьеру в лицо.

— Тьфу! — выговорил тот.

— Ага, видишь! — обрадовалась Агген, поворачиваясь к Филиппу. — Я говорила тебе, что он будет нам благодарен. — Хотя на самом деле это утверждал Филипп; Агген же сомневалась. — Теперь можно завязывать с ним знакомство и просить о чем угодно. Начинай.

— Я Филипп, — произнес Филипп, помня наставления Агген, которые девочка давала ему накануне.

— Тьфу ты, — повторил Айтьер.

Он сел и зажмурился.

— Спроси, это его обруч? — зашептала Агген, повисая у Филиппа на руке. — Можно я заберу? Мне очень-очень надо!

— Ты можешь встать? — спросил у Айтьера Филипп.

— Дай руку, — приказал Айтьер.

Филипп протянул ему руку. Айтьер впился в нее пальцами, причиняя неудобство и даже боль, бесцеремонно навалился, встал.

— Отведи меня к моему дому, — велел Айтьер. — Кто с тобой? Мальчишка? Пусть поможет тоже.

— Агген, подойди и подставь плечо, — позвал Филипп.

Агген мрачно сказала:

— Ну вот, стоит стать мальчишкой, как все сразу помыкают… Так я возьму обруч?

Не дождавшись ответа, она повесила обруч себе на шею.

Айтьер взялся за ее плечо.

— Идем, — сказал он. — Да живей, не то эти недоноски вернутся с подмогой.

Он заковылял между временными братьями и ни разу не оглянулся назад, чтобы увидеть Вицерию.

Столь плачевное появление Айтьера вызвало настоящий переполох у него в доме. С крыши снизошел самолично мажордом и внимательно посмотрел на молодого господина. Затем он удалился, степенно поднимаясь вверх по стене. Вслед за тем из окна верхнего этажа спустили на лентах широкое кресло. Филипп помог Айтьеру сесть.

Айтьер мельком глянул в лицо Филиппу и — вот истинный аристократ! — ни на миг не удивился увиденному. Только снял с шеи тонкий шелковый шарф и бросил прямо Филиппу в глаза.

— Прикрой этот срам.

Филипп не стал возражать и обмотал шарф вокруг лица.

Скоро со стен дома так и посыпались служанки с кувшинчиками и кувшинами, с бинтами и перевязками, с примочками и целебными травами, одни из которых надо было жевать и прикладывать к больным местам, а другие — царапать ноготками и лепить на виски.

Айтьер откинул голову на спинку кресла, прикрыл глаза.

Уж служанки-то над ним захлопотали! Некоторые даже ссорились:

— Я первая успела к этой ссадине на скуле.

— Нет, это моя ссадина, моя! Я раньше ее приметила!

— Отойди, не смей тянуть к ней руки, уродина! Молодой господин хотел, чтобы я намазала здесь благоуханной мазью.

— С чего это ты взяла, кривоносая, будто молодому господину приятны твои косорукие заботы? Да он в твою сторону даже глазным яблоком не поведет! А вот мне он четыре раза улыбнулся.

Оттесненная служанка, глотая слезы, отошла в сторону, а ее напористая товарка взялась обихаживать заветную ссадинку. Айтьер даже не пошевелился, никак не показывая, что слышит спор.

Наконец явился кругленький толстяк — уф! уф! Он очень спешил, он почти бежал и прижимал к животу большой кожаный мешок, в котором звякали инструменты.