Лея Любомирская - Живые и прочие

— Ты что же, вознамерился улучшить все ваше мироздание, создавая новые географические карты?

— Приходится, — сказал Филипп. — Потому что без них мир будет неполным и ущербным. Это как яблоко, от которого уже кто-то отгрыз кусок: все еще съедобно, но уже совсем не радует.

Агген немного поразмыслила над услышанным.

— Возможно, король знает второе имя Альциаты. — И шепотом продолжила: — На самой вершине горы, в самой высокой башне дворца он сидит на троне, все видит, всем управляет — и все-все знает… У него есть туфли с помпонами, и если выклянчить у короля один помпон, то исполнятся все желания.

— Ты думаешь, такое возможно — выклянчить помпон у короля? — усомнился Филипп.

— Знаешь историю про Мабонн? — отозвалась девочка. — Мабонн была дурнушкой или считала себя таковой (что на языке девочек и женщин одно и то же). Она добралась до короля разными правдами и неправдами, ну там лгала и переодевалась, ездила в бочке с пивом и притворялась гусыней — в общем, совершила много проступков. Наконец она предстала перед королем — вся облепленная перьями, одежда липкая от пива, лицо вымазано землей, рот кривой от вранья и дергается. Король спросил, что ей нужно, а она, не будь дура, попросила помпон. Ну король ей и дал помпон. Принес туфлю и собственноручно отрезал! Она бросилась бежать что было духу и бежала до самого нижнего яруса, а там стала пудриться, макая помпон в мешок с мукой, и сделалась первейшей красавицей!

— А что потом?

— Потом она вышла замуж за угольщика и нарожала кучу плаксивых и уродливых детей, — сказала Агген. — Но история, между прочим, заканчивается на слове «красавица».

— Понятно, — протянул Филипп. — А у тебя какие заветные желания?

— У меня их много, — отрезала Агген. — Для начала я хочу покататься с парольдоннерами и тем самым смертельно утереть нос Кахеран. Понятно тебе?

Знатный человек гневается совершенно не так, как простолюдин. Простолюдин в своих бедах всегда винит судьбу, а знатный человек — какого-нибудь другого, менее знатного человека.

А хуже всего, конечно, когда знатный человек молод да еще вынужден гневаться втайне; тут в ход идут самые разнообразные предлоги вплоть до раздачи пощечин без всяких предлогов, лишь вследствие дурного настроения.

Вот почему слуги Айтьера боялись приносить ему завтрак: они слышали уже, как шваркнулся о стену серебряный таз для умывания, и видели умывательного слугу в слезах и мыльной пене, покрытого зуботычинами с ног до головы. Он выскочил из опочивальни господского сына и побежал, описывая круги по огромному дому, все выше и выше, к выходу, чтобы на крыше остудить очень красное лицо и прийти в себя от незаслуженной обиды.

Между тем Айтьер даже и помышлять не мог о завтраке. Он кружил по своей опочивальне, заученными движениями снимая со стен одежду и возлагая ее на себя. Полный костюм знатного человека развешивался по вечерам таким образом, чтобы одевание было плавным, круговым и непрерывным — своего рода танцем, который исполнялся дворянином лично для себя или для избранных свидетелей.

Затянув пояс с широкой пряжкой, Айтьер в последний раз сделал круг в опочивальне и ступил на винтовую лестницу, которая выводила на крышу.

Умывательного слуги наверху уже не было: его ожидали обязанности, так что он не мог долго предаваться своей праведной скорби. Айтьер, впрочем, о нем и думать забыл. Он подставил лицо утреннему ветерку, вздохнул глубоко и начал спускаться по внешней стене дома.

Потерять золотые письма Вицерии! Он и представить себе не мог, что такое когда-нибудь случится. Чтобы никто не увидел этих писем, не прочитал их хотя бы случайно, Айтьер постоянно носил всю пачку при себе. Тонкий диск лежал на его груди, и иногда Айтьер отчетливо слышал, как тихо гудит, как вибрирует вся пачка, отзываясь на стук его сердца.

Наверное, письма выпали вчера, во время крушения телеги. Нужно вернуться на то место и поискать.

Айтьер напустил на себя беспечный вид, подобающий юноше знатному и красивому, и быстро зашагал вниз по дороге.

Вот остался позади шестнадцатый виток и начался пятнадцатый — владения семьи Флодара, весьма знатной и богатой и к тому же издавна соперничающей с семейством Айтьера. Находиться здесь было небезопасно — в любой момент могли выскочить на своей телеге местные парольдоннеры с Флодаром или Альфеном во главе. Они во всем пытались превзойти Айтьера, и это им то удавалось, то не удавалось.