Лея Любомирская - Живые и прочие

Наутро инженера в постели не было. Его вообще нигде не было, Ноэмия тщательно осмотрела всю башню снизу доверху. Два дня спустя его тело принесли рыбаки из деревни. Положили на пол в кухне, перекрестились и ушли, шаркая ногами. Ноэмия присела на корточки, потрогала пальцем влажное и холодное лицо инженера, и ее вырвало желчью.

Когда родился Томаш, Ноэмия понесла его в деревню к старой Торезе. Тореза умела завязывать ветер, нагонять тучи, лечить несчастную любовь и родимчик. Рыбаки считали ее ведьмой.

Хороший мальчик, одобрительно сказала Тореза, распеленав Томаша, мокрый. Мокрый Томаш махал розовыми ногами и ворковал, как прибой. Хороший мальчик, повторила Тореза. Увози его отсюда.

Почему, спросила Ноэмия. Потому что отец захочет его забрать, сказала Тореза. Что ты тогда будешь делать? Ноэмия открыла рот, чтобы сказать, что отец ничего не захочет, что отец мертв, она сама закопала его за башней, но посмотрела в слезящиеся серо-зеленые глаза Торезы и просто кивнула. Я как река, неожиданно подумала она. Дотекла до океана, сейчас потеку обратно.

Ноэмия никогда не рассказывала Томашу ни про океан, ни про инженера Эужениу Рамуша. Она учила его носить воду ведрами из реки, колоть дрова, собирать дикую ежевику на варенье, сажать кукурузу и капусту. Когда Ноэмия умерла, Томаш не стал закапывать ее на кукурузном поле, как она просила, а завернул в одеяло, положил под навесом для дров и принялся таскать камни для башни.

Башня у него вышла неровная и не очень высокая, но все равно было видно, что это башня, длинная и узкая. В изножье Томаш зарыл завернутую в одеяло Ноэмию, а наверху установил керосиновую лампу. Вечером он засветил лампу, сел у башни, привалившись к ней спиной, и закрыл глаза. Воздух пах солью, рыбой и водорослями, и раздавались странные звуки, как будто у ног Томаша колыхалось сразу очень много воды.

Музыкальные шкатулки со сломанными механизмами играют колыбельную так странно, что меняется смысл ее текста. Мнется пижамка синтаксиса детского сна. Ребенок пропадает в то место, куда выбрасывают безнадежно засохшие цветы, неделю назад зря пойманные немолодой подружкой невесты.

В польской колыбельной поется о том, что иногда правило «родителей не выбирают» не срабатывает. Для этого нужно обмануть аистов белых камер слежения. И родиться у той, у которой, если потребуется, хватит сил перерезать красный видеошнур клюва.

В аргентинской колыбельной поется о том, что сразу не нужно закрывать глаза. Перед тем как наступить ресницами на пол сна, надо, чтобы проверили периметр нового места соленые телохранители наворачивающихся на слезах глаз.

В венгерской колыбельной поется о том, что у ангела собаки самый красивый на свете ошейник, а ангел кошки летает выше всех вкусных птиц. Моего ангела, малыш, ты можешь использовать в качестве живого щита, когда будешь пробиваться наверх, туда, где все живут в бесконечном гражданском браке.

В литовской колыбельной поется о том, что маленькому актеру нужно предельно осторожно играть в игры, у которых отрицательное математическое ожидание. Может случиться театр, где зрители любят на поражение. Срежиссировав выигрыш, проигрываешь пальцы, вставляя их в драмкружки серебра и золота.

В исландской колыбельной поется о том, что в этом мире больше не бывает детских писателей. Книги, которые они не успели написать, можно подглядеть при первом поперечном разрезе во время вскрытия тонкого тела пустой страницы.

В каталонской колыбельной поется о беременной кошке, принесшей к двери хозяйки пойманную беременную мышь. Все женщины начинают часто дышать. У всех эмбрионов учащается сердцебиение, когда они слышат хруст.

Какая-то очень серьезная поломка, и в перуанской колыбельной поется о выступлениях Гудини. Когда на сцене его погружали в воду, зрители тоже — непроизвольно — задерживали дыхание. Через минуту в тишине среди публики можно было услышать глубокие выдохи пуф, пуф, пуф. Лопались кожаные пузыри, люди тонули в синих креслах. После представления они возвращались к обычной жизни. Часто купались, часто ездили к морю, никогда не топили щенят. Так хорошо они жили вовремя не похороненными.