Лея Любомирская - Живые и прочие

— Как хорошо, — выдохнула Дарина. — Вот это будет у нас путешествие… свадебное. — Она покраснела и спрятала лицо в отвороты куртки своего полковника.

— Да, моя радость, — сказал полковник и поцеловал невесту на самом краю Вселенной. — Отличное будет путешествие.

— Вот и славно, — сказала она, сияя, как звезда. — А пока пусти меня, мой Гаю, надо на обратную дорогу чаю, что ли, попить.

Нас шестеро. Шесть человек относительно взрослых людей, а одному даже двадцать девять. Его зовут Дед, и у него есть любимая девушка, которую мы все почему-то называем на «вы» и по имени-отчеству. Наталья Владимировна. Она музейная, работает реставратором в отделе фондов. Наш старый Дед преподает нам на истфаке. Мы — это выросшие в летних экспедициях школьники, ставшие вдруг Дедовыми студентами. В этой экспедиции мы закрываем сезон. Наша задача — после отъезда основного состава упаковать сколы и отщепы и законсервировать раскоп. Это не сложно, но довольно скучно и муторно. Никаких находок. Никакого веселья. Только работа. Работа отчасти плотницкая, отчасти огородная, отчасти — тупая. Нам скучно, нам жарко, нам сыро, нам холодно. Нам страшно.

Вот уж куда мы никогда не любили ездить, так это под Покровку. То ли дело Ботай. Там красота; там — да, а здесь — нет. Голая степь, ровный горизонт, все одинаковое. Да плюс обязательно какая-нибудь гадость. В одно лето случилась дохлая корова в десятке метров от южной границы раскопа — приезжаем, а тут здрасьте вам: ни вздохнуть, ни продохнуть. Кому ни расскажешь, все только плечами пожимают: ну корова, ну дохлая, ну и что? А ты попробуй избавься в степи от полтонны гниющего мяса, когда ни экскаватора в ассортименте, ни опыта по ликвидации трупов. Только солнце над головой, делающее атмосферу еще более невыносимой, хотя казалось бы — куда уж хуже. Посланные за помощью вернулись к вечеру с пустыми руками: председатель совхоза «Покровский» пообещал прислать на следующие сутки бульдозер, и весь остаток дня мы детализировали масштабы завтрашнего бедствия. Нам почему-то представилось, что бульдозер будет ездить по корове до тех пор, пока не раскатает ее в блин, после чего с ней все равно придется что-то делать. Даже гуманитариям было ясно, что площадь коровы увеличится пропорционально уменьшению ее диаметра, но среди нас нашлись и математики, назвавшие приблизительно-точную цифру (0,8 гектара). Почти квадратный километр, покрытый тонким слоем падали, — вот чего не хватало нам для полного счастья. Некоторые девочки плакали; абсолютно никто не распаковал рюкзака. Под утро кое-как уснули. Поставив наспех одну-единственную палатку (правда, самую здоровенную: в ней предполагалось быть камералке) в километре от раскопа, мы набились в нее битком и, погоревав еще пару часов, полегли на рюкзаки. А когда проснулись, выслали на раскоп разведчиков. В нас появилась надежда, что корова за ночь рассосалась как-нибудь сама. Разведчики вернулись растерянные: коровы действительно не было. Не было и следа от бульдозерных траков — лишь место вчерашней лежки трупа оказалось густо присыпано известью, да трава вокруг выглядела так, как будто на ней долго сидела чья-то гигантская задница.

Вторая неприятность, связанная с раскопками в Покровском районе, случилась за два года до той самой экспедиции, закрывать которую мы и остались вшестером. Но неприятность — это очень мягко сказано, потому что трагедию, произошедшую тогда в археологическом лагере, вспоминают до сих пор, хотя она уже и обросла легендами густо, как обрастает водорослями тело герпитона. В тот раз лагерные события очень тесно переплелись с событиями в Покровке, до которой через степь было семь километров по прямой. И не только переплелись, но и были спровоцированы покровскими событиями, о которых писали даже в республиканской газете. Это был из ряда вон выходящий случай, потому что советским школьникам и студентам (не говоря уж о преподавателях) было запрещено верить не только в Бога, но и, как выяснилось, в черта тоже. А мертвую ведьму, разгуливающую по степи, видели все, и против фактов не попрешь, и очень иногда выходит печально, когда то, чего не бывает, выскакивает перед тобой как тушканчик. Тогда можно просто спятить, и это самый легкий способ уйти от действительности, которая отказывается умещаться в голове. Легким способом воспользовались три человека: двое восьмиклассников и студентка-первокурсница. Их госпитализировали в Петропавловский дурдом, причем один из мальчиков провел там не только остаток летних каникул, но и половину учебного года. Эти трое стояли к мертвой ведьме ближе всех, но мы, остальные, тоже были рядом; труднее всего впоследствии было не сойти с ума именно от того, что нам никто не верит — даже журналист республиканской газеты.