Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы

— То есть линии фронта как таковой не было?

— Поначалу что-то типа этого было, но потом, когда армия разбежалась, стали партизанить. И основное сопротивление оказывали ваххабиты.

За разговорами незаметно наступил рассвет, выключили свет, шел десятый час, но подъема не было, видно в честь Нового года надзиратели решили дать выспаться зэкам.

Мы продолжили разговор. Разумеется, все, что поведал мне Авери, он рассказал не за один присест, я просто суммировал всю информацию, которую получил от него за полгода совместного сидения.

— Мохаммед, а как ты сюда-то попал, раз тебя отпустили?

— Да как все! Когда из КГБ отпустили, я женился, сын Хамза родился, работал строителем, но часто нелегально мотался в Ливию, там у нас свои базы обустроены, где мы собирались и решали свои дела.

— А что, через границу свободно можно перейти?

— Можно, конечно! Там, где Сахара, вообще практически не охраняется, патрули иногда ездят и все. При желании я тебя в Ливию хоть сейчас с закрытыми глазами переправлю.

— А тебя что, не контролировали кагэбэшники?

— Конечно, проверяли, паспорт забрали, нельзя было на остров Джербу ездить, в выборах участвовать и каждую неделю отмечаться в местном филиале КГБ.

— А что там, на Джербе?

— На этом острове еврейская община живет, тысяч 20 человек, друзья Бен Али. В 2006 году братья-ваххабиты их синагогу взорвали, с тех пор, кто был замечен в связях с Аль-Каидой, не имеет права попасть на остров. Поставили полицейские кордоны, которые нашего брата и близко к ним не подпускают.

— То есть тебя лишили многих прав, и ты тайком мотался в Ливию?

— Да, тайком. Я был проводником, переправлял наших товарищей, которым грозила опасность в Тунисе. Но нас предали, КГБ Туниса и Ливии договорились и в один прекрасный момент окружили нашу базу. Это был большой дом на окраине Триполи. У нас было оружие, отбивались целый день, но потом подогнали танк и разнесли дом в щепки, почти все погибли. Мне удалось уйти в Тунис. Через неделю пришли за мной, кого-то захватили раненым, и он предал меня.

Снова отвезли в столицу, пытали три дня, но я молчал. Тогда они захватили мою жену, та была на седьмом месяце беременности. Стали бить на моих глазах по животу и прикладывать ток к грудям, тут я не выдержал и заговорил.

— Неужели они пытали беременную женщину? Не боялись, что вы потом их найдете и убьете?

— Они и не то могут сделать, особо несговорчивых могут и изнасиловать. Знаю случаи, когда член и яйца мужчинам отрезали, а женщинам груди. Но они все в масках ходят, лиц не открывают, как их потом опознаешь? На суде я потом заявил, что все признания выбили под пыткой, но судья и слушать не захотел, дал 20 лет. Подал апелляцию, пять лет скостили.

— А долго ждал суда?

— Полтора года, сидел в столичной тюрьме. Потом верховный амир Туниса назначил меня амиром Сусса, моего предшественника забили до смерти в тюрьме КГБ, и я добился перевода в эту тюрьму.

— А что, верховный амир в тюрьме?

— Да, сидит, ему 25 лет дали, но он и оттуда руководит движением.

— А попадает под амнистию?

— Это как Бен Али решит, но я думаю, он же не вечный, восьмой десяток как-никак разменял.

— А с женой после пыток все хорошо, родила?

— Да, слава Аллаху, все нормально, родила дочку, я, правда, ее еще не видел, маленькая пока, а сына приводила ко мне. Хороший мальчик, вырастет — моджахедом станет!

Расчувствовавшись, Авери показал фото своих детей. Мальчик одет в специально сшитую для него пятнистую военную форму и подпоясан игрушечным кинжалом, девочка одета в простое платье и увешана сережками и многочисленными бусами.

— Амир Хаттаб! — сказал ваххабит, любуясь сыном. — Слыхал про такого, он в Чечне против кяфиров воевал?

— Да, что-то читал, а ты его откуда знаешь?

— О, это мой кумир, тут есть моджахеды из его отряда. Когда сын вырастет, я хочу, чтоб он стал как Хаттаб.

— Неужели ты готовишь сына для войны? Ты разве не любишь его?

— Очень люблю! Но если б он, надев пояс со взрывчаткой, взорвал вместе с собой президента Америки или Израиля, я был бы самым счастливым человеком в мире!

Похоже, он не шутил! Это насколько ж надо быть пропитанным идеями ваххабизма, чтоб даже не щадить собственного сына.

Дальнейшее общение с этим человеком меня ставило в тупик. Авери был неплохо образован, хорошо знал французский язык, неплохо разбирался в истории, географии, политике, если видел, что обижали слабого, то заступался, мог последнюю рубаху с себя снять и отдать нуждающемуся. Если у него была еда, то всегда делился с теми, кто в тот момент был обделен ею. Нормальный с виду мужик, справедлив, честен, бескорыстен. Но как только касались вопросов религии, то в нем просыпался жестокий моджахед, готовый во имя Аллаха отрезать голову неверному. Как уживались в нем и добродетель, и неоправданная жестокость одновременно?