Дмитрий Правдин - Записки из арабской тюрьмы

В хорошей компании сотрапезников всегда есть старший, который следит, чтоб всем досталось поровну и никого не обидели. В обществе небритиков заботятся только о себе. Ежедневно наблюдал картину, как физически сильные зэки забирали себе лучшие куски мяса, а зачастую просто вырывали изо рта соседа.

Мне повезло, я попал в сотрапезники к пахану, тот уважал законы гостеприимства и строго следил, чтоб меня никто не обижал. Понятно, поначалу делал он это из меркантильных интересов, думая, что я этакий денежный мешок, который в недалеком будущем можно будет неплохо подоить, но даже после того, как все прояснилось и стало понятно, что я нищий, отношение ко мне особо не изменилось.

Местные тузы тюремную пищу не ели. Их было восемь человек, со мной девять. Всем им из дома еженедельно передавали домашнюю снедь. Одному в понедельник, другому во вторник, третьему в четверг и так далее. Передачи не принимали только по воскресеньям, но еды всегда хватало.

Все продукты приносились в пластиковых корзинах — «кофе». Тунисская пища своеобразна, в каждое блюдо добавляют много перца и оливкового масла. Арабы вообще помешаны на перце и масле, могут есть его просто так с хлебом — макают в масло хлеб и заедают острым перцем.

Чтоб продукты не испортились, так как холодильники в камере не предусмотрены, их заливали оливковым маслом. По крайней мере на следующий день можно употреблять в пищу, ну а больше и не надо — съедалось.

Обычно передавали кус-кус, жареный картофель фри, вермишель, фасоль, чечевицу, горох, рис, вареное мясо, яйца, рыбу, осьминогов, салаты из помидоров, капусты, моркови. Все сдобрено острым перцем, соли нет. Не знаю почему, но тунисцы практически не едят соль. Передавали и фрукты — абрикосы, персики, бананы, арбузы, яблоки, груши, сливы, дыни и хинди. Хинди — местный фрукт растет на кактусах, коих в Тунисе имеется большое количество. Мне лично не понравился — кислая терпкая гадость с большим количеством мелких косточек.

Вся еда раскладывалась в пластиковые коробочки. К передаче принимались яйца без скорлупы, бананы без кожуры, арбузы и дыни без корок, только в виде мякоти, порезанной на мелкие кусочки.

Существовал целый штат посыльных из числа зэков, разносивших кофе по камерам, по дороге часть пищи тырили. Если уличали, били нещадно и лишали права на амнистию. Но все равно кражи продолжались, так как не каждому из дома передавали еду, а кушать хочется каждый день.

Потом я сам отказался есть домашнюю пищу со своими благодетелями, так как было неудобно постоянно «садиться на хвоста». Мне не передавали кофе с воли, а жрать на халяву я не привык. Поэтому перешел на тюремную пишу, пожалел, конечно, но гордость не позволила изменить решение.

Правда, после Рамадана мой авторитет значительно вырос, и уже многие считали за честь поделиться со мной пищей, но не буду забегать вперед.

И так меня пригласили на ужин, это был первый прием пищи в тюрьме. Восемь человек поставили бадью с вермишелью на пол, разломали багеты и вопросительно посмотрели на меня. Я сомневался. Поняв мое настроение, один из бандюгов — хозяин сегодняшней корзины, извлек из своих загашников пластиковые тарелку и вилку. Объяснили, что есть и пить левой рукой нельзя, она грязная, ею задницу моют. Если будешь есть левой рукой или дашь что-нибудь ею арабу, могут расценить как оскорбление.

Наложили с горой картофель фри, кусок куриного мяса и острый перец, сваренный в оливковом масле. Угостили большой грушей. Груша-арабика — гигантский плод грушевидной формы, бугрист, но очень сочен и сладок.

Отдав мне тарелку, полуголые люди обступили кастрюлю на полу и принялись метать макароны в рот. Работая вилками, словно вилами, напоминая людей, мечущих сено в стог.

Молодому бандиту не хватило места в круге, он стал сзади и почти на ощупь насаживал спагетти на прибор. В какой-то момент его рука дрогнула и часть макарон соскользнула на обнаженную спину татуированного уголовника, сидевшего ближе к кастрюле. Шлеп! Пучок ужина прилип к выколотому на коже осьминогу, «авторитет», словно ошпаренный, подпрыгнул и начал осыпать неудачника проклятиями. Я, грешным делом, подумал, что парня сейчас побьют, но нет — разрешилось.

Покончив с ужином, стал искать глазами, где бы помыть тарелку, но Тамил перехватил меня:

— Хали! Оставь!

— Да ладно, — пытался возразить я, — сам ел, сам и помою.

— Нет, ты мыть не будешь! Дай ему, он помоет! — кивнул пахан в сторону какого-то человека, стоящего неподалеку.