Габриэль Маркес - Жить, чтобы рассказывать о жизни

Мы ей объяснили, что устройство не только искажает голоса, но и меняет интонации. Следующей ночью она сказала сквозь сон: «Мне показалось, что его голос был очень слабым». Даже нос ее заострился в те дни тягостных ожиданий, и она спрашивала себя между вздохами, какие же те деревни без Бога и без закона, по которым проходил ее мужчина, свободный от святой хранительницы. Скрытые опасения матери стали более очевидными во время их второго разговора по телефону, когда она заставила его пообещать, что он вернется домой немедленно, если ничего не решится в течение двух недель. Тем не менее еще до окончания этого срока мы получили из лос Альтос дель Росарио трагическую телеграмму с одним-единственным словом: «Неопределенно». Мать увидела в этом коротком послании подтверждение своих самых ясных предчувствий и огласила вердикт:

— Или ты приходишь до понедельника, или я тотчас же еду туда со всеми детьми.

Чудодейственное средство! Отец знал мощь ее угроз и в течение одной недели вернулся в Барранкилью. Нас взволновал его приезд, кое-как одетого, с зеленоватой кожей и небритого до такой степени, что мать даже поверила в его болезнь. Но это было кратковременное впечатление, потому что в течение двух дней он все-таки огласил свой новый юношеский замысел учредить комплексную аптеку в населенном пункте Сукре, который находился в идиллической и процветающей излучине всего-то в одной ночи и одном дне плавания от Барранкильи. Он служил там в свои юные годы телеграфистом, и его сердце сжималось при воспоминаниях о поездке по сумеречным каналам и золотистым болотам, а главное, при воспоминании о танцах. В тот период он пытался добыть там работу, но без особого успеха. Удача предоставила ему шанс, только в других краях. В таких, как Аракатака. И это место, Сукре, конечно, было несравненно более желанным.

Об этом благословенном крае он снова начал думать через пять лет, во время третьего бананового кризиса, но обнаружилось, что его монополизировали оптовики из Маганге. Однако за месяц до возвращения в Барранкилью он случайно встретился с одним из них, который не только живописал реальность приукрашенной, но и предложил ему хороший кредит для Сукре. Отец его не принял, поскольку был близок к своей золотой мечте в лос Альтос дель Росарио, но когда его застал врасплох приговор супруги, он нашел оптового торговца из Маганге, который все еще курсировал, потерянный по поселениям вдоль реки, и они заключили договор.

Примерно через две недели обсуждений и проработок с оптовиками-друзьями он уехал поздоровевшим, в приподнятом расположении духа, его впечатление о Сукре оказалось настолько сильным, что он его описал в первом же письме: «Действительность оказалась лучше воспоминаний о ней».

Он снял дом с балконом на главной площади и восстановил отношения с бывшими друзьями, которые распахнули перед ним двери. Семья должна была продать все, что могла, упаковать немногочисленные пожитки и приплыть на одном из пароходов, которые совершали регулярные рейсы по реке Магдалена. Той же почтой он отправил досконально рассчитанный денежный перевод для неотложных расходов и уведомил о следующем — для расходов на поездку. Я не могу представить себе новостей более приятных для романтической натуры моей матери, поэтому ее ответ был хорошо продуман не только ради поддержки настроя супруга, но и с целью подсластить сообщение о том, что она была беременна восьмой раз.

Я выполнил необходимые формальности по резервированию брони на «Эль Капитан де Каро», легендарном корабле, который за одну ночь и полдня проходил расстояние из Барранкильи в Маганге. Затем нам предстояло плыть на моторной лодке по реке Сан-Хорхе и по идиллическому рукаву реки Ла-Моханы до нашего места назначения.

— При условии если мы уедем отсюда, то пусть даже в ад, — заявила мать, которая всегда не доверяла вавилонскому авторитету Сукре. — Нельзя оставлять мужа одного в городке таком, как этот.

И так нас торопила, что последние три дня до поездки мы спали на полу, поскольку уже распродали кровати и мебель, сколько смогли продать. Все остальное лежало внутри ящиков, а деньги на билеты лежали в надежном тайнике матери, хорошо подсчитанные и тысячу раз снова пересчитанные.

Служащий, который занимался со мной в корабельном бюро, был настолько обаятельным, что я забыл свою застенчивость, договариваясь с ним. У меня была абсолютная уверенность в том, что я четко записал расценки, которые он мне продиктовал с чрезмерно вылощенным произношением карибских слуг. То, что меня порадовало и я запомнил лучше всего, что за детей до двенадцати лет билет стоил в два раза меньше обычной цены. То есть для всех детей, кроме меня. Узнав об этом, мать отложила отдельно деньги на поездку и все остальное до последнего сентаво потратила на то, чтобы разобрать дом.