Array Array - Становление Бойца-Сандиниста

С течением времени одежда замасливается, брюки протираются. Ты больше не можешь их носить, поскольку это уже одни лохмотья.

По мере того как у тебя теряются или ломаются вещи и исчезают предметы, через которые ты подтверждал свое настоящее и самого себя, свое понимание того, что существуешь, что ты есть. Но у тебя есть своя история, а также то, что в глубине души ты хранишь свое собственное ощущение времени, так вот, с утратой этих вещей уходит и время. Оно течет, продляя связь времен... Да, так когда же теперь вниз?.. Уж не предстоит ли потерять здесь вообще все?.. И твое настоящее становится твоим же прошлым... А революция все никак не побеждает... Да пошла эта гвардия в задницу... И голод тоже... Как, впрочем, и все вообще (ведь может и голод наступить). Но, ясное дело, если у тебя все при себе и видна перспектива, то легче терпеть и преодолевать трудности. А вообще-то когда теряешь принесенные с собой в горы вещи, то с тебя вроде как по кусочку скалывается твое прошлое. Причем в такой степени, что в какой-то момент ты уже не знаешь, вернешься ли вообще назад. И с каждой такой потерей вроде как бы обкрадывают тебя самого. Тебя обстругивают. Из тебя вырывают часть твоей же личности. А с течением времени, которое безжалостно, ничего не прощает, неизбежно проходя мимо, ты утрачиваешь многое... и способность размышлять. Да, ты продолжаешь терять, изменяясь физически: и от того, что постоянно носишь длинные рукава, и потому, что не видишь солнца, закрываемого кронами деревьев. Не видишь ты и неба, напоминающего небо Леона, каким оно было еще вчера. Ты оказываешься не в состоянии слить воедино луну, какой она была на пляжах Понелойи, с той луной, что постоянно видишь в горах. То же самое происходит и с твоей былой жизнью и настоящей новой, без чего тебе не о чем мечтать и нечего вспоминать. Также обстоит дело и с мыслями и твоим восприятием исторической преемственности. А все из-за того, что в горах нет ни той луны, ни того солнца, ни тех звезд, а один только зеленый колер. Кожа твоя становится бледно-серого цвета. А руки, ладони, которые ты не мыл — ты и сам-то, впрочем, давно не мылся, — после падений и в порезах о лианы и колючки, натруженные топором или мачете, стершиеся о ремешки вещмешка и при навешивании гамака, обожженные в костре, затвердевшие. Мозолистые пальцы — это же твои руки... твое тело, которому ты хозяин и которым ты управляешь, а оно постепенно начинает изменяться прямо у тебя на глазах, чего ты избежать не в состоянии. Вот когда твое тело начинает покидать твое прошлое, и, помимо твоей воли, это новое тело превращается в некое новое настоящее, уже отличное от твоего же прошлого. Причем хуже всего то, что ты не видишь в зеркале своего лица. Я, к примеру, в горах впервые увидел свое лицо в зеркале месяцев через пять. А бывало и так, что мне не доводилось увидеть своего лица с год. А когда увидел себя в зеркале, то брат, так это был не я! У меня оказались усы, а я их никогда в жизни не носил и не отпускал. Пробивалась у меня и борода, которую я постоянно нащупывал, но никогда еще не видел. Иным стало и выражение глаз; при падениях, защищая глаза от колючек, я постоянно щурился. Горы всегда заставляют меня жмуриться. От этого ты становишься чуть-чуть скуластым. Тебе не доводилось разглядывать фотографии, снятые сразу после победы? На них мы все щуримся, а челюсти напряжены. Это оттого, что, когда идешь на марше, то стискиваешь зубы. А брови, они всегда нахмурены... вот так вот... И взгляд, да, он тоже изменился. Выражение глаз стало поострее. Это из-за того, что усиленно вглядываешься в ночь: высматриваешь среди зелени одетого в хаки врага, чтобы не дать ему застать тебя врасплох. И еще оттого, что ты должен стараться охватить взглядом все, а у тебя это не выходит. Меняется взгляд и оттого, что стираются воспоминания. Он становится агрессивным, не утрачивая своей чистоты. В общем, в зеркале ты видишь, что и сам стал не тот, что прежде. Ты осознаешь, что ты уже по другую сторону, что ты стал уже иным. Да, это печально, но ведь пошел ты на это сознательно. Себя же ты ощущаешь чем-то еще, еще одним элементом окружающей тебя среды. Так пусть она тебя хватает и тобой управляет, коли она права, и делается это с умом и так, чтобы использовать тебя в данном случае в герилье и для революционной борьбы. А когда ты утратишь все то вещественное, что ты принес с собой, и когда твое же собственное тело, твоя плоть, перетертая в кашу, уже утрачена, единственным запасом самого тебя становятся мысли и воспоминания, ютящиеся в твоей голове, и ты их очень бережно хранишь и лелеешь. Ведь они — источник твоих сил, центр и сущность жизни в костном мозге бытия.