Ларс Сунд - Один счастливый остров

Многие из присутствовавших позже говорили, что за несколько дней она состарилась на двадцать лет.

Лицо было словно открытая рана.

При виде нее сердце сжималось от жалости: ведь она одна из нас. Но стоило увидеть ее глаза — черные полыньи, полные гнева, как сразу хотелось отойти в сторону.

Юдит подождала, пока стихнут аплодисменты. Она не стала просить слова. Ее голос звучал грубо, как крик большой морской чайки.

— Жаль, что Анны здесь нет, — сказала Юдит. — Жаль, что Анны нет на этой встрече. Жаль, что она не споет вам. Она была умнее всех нас.

Вот и все, что сказала Юдит.

Но было уже поздно.

Председатель встречи Бедда Густавсон предложила закончить публичное обсуждение, после чего зачитала заранее написанное резюме собрания и предложила собравшимся выразить отношение к услышанному.

Кому: riggert@hotmail.com

От: ghitaS@hotmail.com

Тема: Наконец-то признаки жизни.

Привет!

Прости, что пропала. Вчера из номера в гостинице украли мой ноутбук и телефон. Это случилось, когда я спустилась к стойке администрации, чтобы узнать, можно ли взять напрокат машину. К счастью, сумка с бумажником и билетами была при мне, иначе я застряла бы здесь. Полицейские, к которым я обратилась с заявлением о краже, были очень приветливы, но сразу сказали, что гостиничные кражи здесь случаются часто, так что не стоит надеяться получить вещи назад.

То, что воры забрались именно в мой номер и украли мои вещи, — случайность ли это? Или у меня мания преследования? Как бы то ни было, неприятное происшествие…

Последние дни я ездила по окрестностям, разговаривала с людьми и пыталась понять, что здесь происходит. Пыталась сложить единую картину из разрозненных частиц. Я познакомилась с несколькими правозащитниками и профсоюзными активистами, которые пытаются организовать рабочих на фабриках свободной экономической зоны — тех, которые производят все, что потом дешево продается у нас: от елочных украшений до электроники.

Не совсем понимаю, каким будет результат поездки. Я почти совсем уверена в том, что трупы приплыли отсюда, но доказать, что именно с ними произошло и почему они оказались в море, очень сложно. У меня есть кое-какие догадки. Однако радиорепортаж на догадках не построишь. К тому же я стала сомневаться, есть ли смысл в репортажах. Конечно, людей возмущают несправедливость и страдания, но это довольно быстро забывается. Нас заваливают информацией, однако в то же время мы знаем все меньше и меньше.

И все же хорошо, что я отправилась сюда. Кое-что прояснилось. Открылись поразительно неприятные вещи, но это полезное знание.

Что происходит с миром?

Все подчиняется экономической выгоде — порой и сама жизнь.

Хотя ты все это знаешь.

Ой, какое длинное вышло письмо. Надо заканчивать. Я сижу в интернет-кафе, скоро закончится мое время. Завтра лечу домой. Может быть, мы увидимся, когда я приеду на Фагерё?

Риггерт фон Хаартман читал текст на экране компьютера, было раннее утро, старый полицмейстерский дом наполняла тишина, она давно накапливалась здесь, и шум залива, крики чаек, проникавшие внутрь через открытое окно, лишь подчеркивали ее.

— Хорошо, что она наконец написала, — громко произнес Риггерт фон Хаартман. — Я беспокоился за нее. Надеюсь, ты это понимаешь, Элисабет.

Он мог бы добавить: вообще-то я беспокоился не потому, что с ней могло что-то произойти, я боялся, что ей больше не захочется писать мне.

— И нет причины ревновать, — заверил он, резко добавив: — Черт возьми, да какая вообще разница? Мы развелись! Все кончено. Давно уже кончено. Смирись!

Он на секунду задумался о том, что сказала редактор Гита Сааринен, когда они сидели на веранде и пили виски: «Я думаю… что у вас большая способность к сочувствию». Или что-то в этом роде.

Он не мог решиться поверить этому. Неужели у него и вправду была способность сопереживать людям?

«Постараюсь поверить», — подумал он.

Какое-то время он сидел и слушал тишину в доме, которую нарушал лишь тихий шепот вентилятора в компьютере. Риггерт фон Хаартман прикрыл глаза. В памяти всплывали мертвые лица. Он перебирал снимки, оценивая, сортируя: одни вышли четкими, другие размытыми, бледными.

Он открыл глаза и еще раз прочел письмо Гиты Сааринен.

После этого он написал ответ: может быть, она успеет прочесть его до возвращения домой.

«Поймите, что я испытываю… сильные чувства к Фагерё, — услышала Бедда Густавсон собственные слова. — Столько лет мы проводили здесь летние месяцы, здесь же я занималась полевыми исследованиями для диссертации по систематической ботанике. Порой мне кажется, что Фагерё — мой второй дом. То, что произошло, — все эти трупы… Мне стало казаться, что с этим надо что-то сделать. Так не могло продолжаться».