Андрей Дмитриев - Крестьянин и тинейджер

Гера немного отщипнул от круглого куска вареной колбасы, но есть не стал.

– Как спал? – спросил худой.

– Плохо, – признался Гера и, не сдержавшись, пожаловался на Панюкова с его ножной экземой: всю ночь стонал, ходил, спать не давал совсем.

– Надо лечить, – сказал худой.

– Он лечит. Ставит холодные компрессы, но не очень помогает, – ответил Гера и прислушался к себе. Водка неохотно улеглась. Озноб прошел, стало жарко.

– Компрессы – ерунда, – сказал сосед худого. – Надо пить мочу, урину, если по-научному, и все как языком слизнет…

– Мы за столом, – зло перебил худой.

– Мы тут за столом, а человек мучается, – упрямо возразил его сосед и наставительно продолжил: – Ее надо вываривать до прозрачности и ставить в холодильник. Пить натощак, холодную, ты так и передай.

– Я передам, – ответил Гера сдавленно и, весь в испарине, бежал на воздух.

Воздух был ясен, желт; от тумана не осталось и следа. Влад Сергеевич и вислоусый, жмурясь на солнце, курили возле грузовика.

– Лечился? – спросил у Геры Влад Сергеевич и, не дожидаясь ответа, строго сказал: – Зря. Не похмеляться надо, а выхаживаться. Не похмеляться, а выхаживаться… Вот, погляди, как это люди делают.

По пустоши вразброд туда-сюда слонялись безо всякой цели вчерашние охотники, все как один в пятнистых куртках и штанах. На дальнем краю пустоши Гера увидел Панюкова. Размахивая прутиком и спотыкаясь на бегу, он гнал корову к лесу. Гера удивился:

– Куда он?

Вислоусый объяснил ему, смеясь:

– Тут Влад Сергеич пошутил немного. Сказал ему: продай корову, мы ее разделаем и мясо повезем вместо лосятины, будто охота удалась. Вот он и испугался.

– Я не шутил, – не согласился Влад Сергеевич. – Моя Крапивина никогда не отличит говядины от лося… Чего ты хмыкаешь? Твоя, ты скажешь, отличит?

– Я не женат, – ответил вислоусый, – и я не хмыкаю.

Влад Сергеевич бросил окурок в глину.

– Ладно болтать, – сказал он вислоусому, – пора, гуди отъезд.

Тот полез в кабину грузовика и трижды просигналил.

Все, кто выхаживался, лениво потянулись с пустоши, сбиваясь на ходу в кучу. Панюкова и коровы уже нигде не было видно. Гера сел в траву возле дороги и, разомлев, лег на спину. Трава была тепла. Небо лопалось в глазах горячими пузырями. Слышны были мягкие шаги по глине и траве, стук дверей, скрип крыльца, кто-то неподалеку глухо крикнул:

– Поторопите Краснопевцева, нашел время спать, скажите ему: дома выспится.

«Хочу и сплю, – подумал Гера, – и с каких пор я Краснопевцев?» Потом сообразил: речь не о нем, и улыбнулся сам себе, и опустился в сон без снов, и бесконечно медленно тонул в его расплавленном горячем золоте, пока вдруг не взревел мотор грузовика. Гера открыл глаза. Сел, весь в поту, и огляделся. Люди в штанах и куртках лезли в кузов под брезент, подталкивая и подсаживая друг друга. Сорока пролетела над дорогой и села на коробку трансформатора. Из дома Панюкова вышел Влад Сергеевич и, сматывая на ходу какой-то тонкий черный проводок, направился к грузовику. Громко постучал кулаком по заднему борту и крикнул:

– Пузырь! Ты уже здесь, Пузырь?

– А что такое? – раздалось из-под брезента.

– Ты телефон свой не забыл? У тебя «Нокия»? Проверь.

Из-под брезента показалась голова. Короткий, круглый человек перевалился через борт и спрыгнул в глину. Похлопал себя по карманам куртки и штанов и поспешил к дому Панюкова. Скрылся в доме, вышел вскоре, бегом вернулся к грузовику, размахивая на бегу мобильником, зажатым в кулаке.

Гера закрыл глаза, вновь лег в траву. Лежал и ждал, когда же грузовик уедет, когда же снова станет тихо в Сагачах. Наконец дождался: звуки мотора разом стали злее, пахнуло горячим выхлопом, и слышно было, как громада грузовика трогается с места.

– Давно пора, – сказал Гера с облегчением, но полной легкости мешала новая, совсем не схожая с похмельной, необъяснимая тревога. Гера спросил себя, откуда она вылезла, и понял вдруг: из слова «нокия». Быстро встал, быстро вошел в дом Панюкова, там заглянул в горшок для телефонов. Горшок был пуст. Выбежав из дому, увидел: грузовик вдали уже сворачивает к шоссе.

– Стой! – крикнул Гера.

Зад грузовика качнулся и исчез за поворотом. Гера бросился вдогонку, скоро понял: не догнать – и, не добежав до насыпи, уныло повернул назад.

На поваленном штакетнике сидел хмурый Панюков. Сказал, увидев Геру:

– Пошли, поможешь мне. Корова убежала, будем искать, – встал на ноги и зашагал, не оборачиваясь, через пустошь к лесу.