Андрей Дмитриев - Крестьянин и тинейджер

Будет, будет, не дурите; все у вас будет хорошо», – но коровы реветь не прекращали.

Взявшись научить Панюкова и Вову обращению с ними, Саня приезжала в Сагачи каждый день, но никогда не оставалась на ночлег, даже и при том, что Вова всякий раз готов был перебраться к Панюкову и предоставить ей свою избу. Говорила, надо в Селихнове присматривать за теткой, но Панюков, пусть смутно, пусть и не находя своей догадке нужных слов, все же уверенно догадывался: дело тут не в больной тетке – дело в той же невидимой препоне, в необратимой той запинке, не позволявшей Сане никогда, дойдя до леса, войти в лес.

Прогулки к лесу прекратились, но Панюков берег их в себе. Каждый вечер, проводив Саню к автобусу, он принимался вспоминать их сам с собой наедине. Вспоминал подробно, потом домысливал. В его домыслах Саня все же входила в лес. И лес был не таким, каким знал его Панюков, излазив с детства всю его болотистую чащу: не темным и сырым, заваленным гниющим буреломом, – но вовсе незнакомым, светлым и просторным лесом, прогретым солнцем, что льется на сухую бронзу мха; и тот нездешний лес был без теней, и Саня в нем далеко была видна. Она убегала далеко вперед, в светлую чащу, мелькая очень ярким платьем меж очень ярких сосен; Панюков догонял ее бесшумными шагами, брал за плечи и, повернув к себе, смотрел в лицо, – тут он, запнувшись, прекращал домысливать, ни разу не отважившись зайти в тех домыслах хотя б немного дальше.

Однажды Саня привезла в Сагачи ветеринара племзавода имени Рабкрина. Сказала весело, но и растерянно: «Смотрите, кого я встретила в Селихнове».

Ветеринар пояснил, весело извиняясь: «Это я попросил коллегу взять меня с собой. Гляну на моих швицев; может, чем и помогу».

Глянул, остался доволен. Думал, ему нальют, как гостю, и затуманился, узнав, что выпивки нет. Заторопился хмуро на автобус. Уехал один.

«Как он попал в Селихново?» – спросил Панюков.

Саня ответила: «Он теперь в Пытавине живет. С племзавода, говорит, его уволили, и он теперь в Пытавине – ветеринаром… Я и не знаю, чего он приезжал в Селихново».

«Будто и не знаешь», – сказал Вова.

«Не знаю, может и ко мне, – не стала спорить Саня. – Но он мне ничего такого не сказал».

В тот вечер, посадив Саню на автобус и оставшись сам с собой наедине, Панюков впервые забыл вспомнить и домыслить их прогулки к лесу; пришел домой в тревоге.

Больше в Сагачах ветеринар не появлялся. Панюков так и не решился выведать у Сани, бывает ли ветеринар в Селихнове. Она ни разу, приезжая в Сагачи, не говорила о ветеринаре, будто и не думала о нем, но Панюкова это умолчание не успокаивало, только сильней тревожило.

Однажды Саня, как всегда пообещав приехать, не приехала. И на другой день ее не было, и не было на третий, на четвертый. На пятый день Панюков уже не находил себе места. Он был так нервен, что коровы не подпустили его к себе; всех трех пришлось доить одному Вове.

«Нельзя так психовать, – сказал Вова. – Езжай в Селихново, узнай, чего там у нее».

«И не подумаю», – ответил гордо Панюков, на самом деле опасавшийся застать ее с ветеринаром.

«Это – как хочешь, – сказал Вова и не удержался от подначки. – Пока мы тут коровам титьки тянем, кто-то ее за титьки тянет…»

Панюков в ответ сдержался и в драку не полез, но посмотрел на Вову так, что тому осталось только выругаться, извиниться и уйти в свою избу.

Саня вернулась на десятый день. Сказала, что хоронила тетку.

«Что же ты нам не сообщила ничего?» – крикнул, краснея, Панюков.

«Вам же звонить некуда…»

«Записку бы послала с почтальоном!»

«Тут столько навалилось – я даже не подумала, – сказала Саня и попыталась успокоить Панюкова: – Ты не переживай: вчера был девятый день, и теперь все будет как обычно… – Она повеселела. – Как тут без меня швицы? Может, пора уже дать им по имени? Победа, например, Звездочка и Слава. Или, к примеру: Луиза, Анжелика и Диана».

Панюков каменно молчал, и за него ответил Вова: «Попробуем».

Они попробовали все предложенные Саней имена, примерив каждое из них попеременно то к одной корове, то к другой, но ни одно не прижилось.

Все будет как обычно, сказала Саня, но все не стало как обычно. Теперь ей приходилось долгие часы проводить в очередях пытавинских контор, чтобы оформить теткин дом себе в наследство. А уж устроившись по осени уборщицей в администрацию к Игонину, Саня и вовсе стала редко появляться в Сагачах. Да и Вова с Панюковым, поднаторев и худо-бедно, но освоившись с коровами, уже не так, как прежде, нуждались в ежедневной ее помощи. Осень, меж тем, была на редкость хмурой. И Панюков был хмур. Как-то повздорил по-пустому с Вовой, хлопнул дверью и бросился пешком в Селихново, не убоявшись ветра и дождя со снегом. Прежде чем явиться к Сане, решил зайти в магазин, купить там пряников каких-нибудь или зефира. Дождь к тому времени кончился, а снег все шел и ветер не ослабевал. У двери магазина в луже сидел ветеринар и силился подняться, с каждой потугой заваливаясь на бок, как если б его на бок валил ветер. Никого не было вокруг. Панюков шагнул в лужу и протянул ветеринару руку. Тот подал свою мокрую и мягкую ладонь, настолько вялую, что Панюков должен был сжать ее и потянуть изо всех сил. Ветеринар встал на колени, потом поднялся.