Юрий Буйда - Все проплывающие

Выигранную десятку Колька небрежно бросил на стойку.

Феня безжалостно открыла три бутылки водки для честной компании.

Под смех и подначки мужиков Шибздик натянул пальто и направился к двери, но все же не удержался и спросил:

– Ну и какое же это животное?

Урблюд вытащил из нагрудного кармана мятую рублевку и с невозмутимым видом протянул Шибздику.

Именно тогда и треснул фаянсовый ангел, стоявший на буфете, – от хохота, уложившего мужиков на пол и разбудившего сытых свиней во всех окрестных сараюшках…

Ежесубботнее молчание Сугибина становилось все невыносимее. Он по-прежнему не обращал внимания на Феню, чем все больше уязвлял ее самолюбие.

– А зря ты вокруг него приплясываешь, – заметил однажды дед Муханов. – В старину в трактирах музыкант посылал с шапкой по кругу мальчонку, которому в другую руку всовывали живую муху – ее нужно было живой и вернуть. Если мальчонка возвращался с дохлой мухой, его тотчас били: ясно, что по пути деньги крал. Поняла? Сугибину твоему никогда не удалось бы вернуться с живой мухой.

Феня отмахивалась от предостережений.

В тот вечер, когда пастух, как обычно, жестом потребовал свою порцию водки и пива, Феня по пути из кухни в зал заскочила в туалет и помочилась во вторую кружку. Залпом выпив водку, Сугибин хватанул «пива» – и тотчас сообразил, что на самом деле было в кружке. Впервые мужики увидели его разъяренным.

Не успев даже сорвать с себя фартук, Феня бросилась бежать. Сугибин кинулся следом.

В изложении множества рассказчиков, подчас противоречивших друг другу, дальнейшие события развивались следующим образом.

Пока Феня металась по лабиринту сараюшек вокруг Красной столовой, пастух неторопливо шагал от сарая к сараю, вбивая каблуки в землю. Почуяв его приближение, свиньи вдруг испуганно замирали, а Феня, забившаяся было под ворох мешков или за штабель досок, ни с того ни с сего выскакивала из укрытия и мчалась не разбирая дороги. Пастух не спешил. Наконец он загнал Феню в тупик. Сунув руки в карманы плаща, он холодно наблюдал за женщиной, прижавшейся спиной к двери сарая. Его молчание стало невыносимым. Феня попыталась придать лицу гордое выражение и даже было отважно двинулась пастуху навстречу, но в двух шагах от него вдруг упала на колени. Как утверждал дед Муханов, Сугибин силой взгляда поставил ее на колени. Пастух никак не отреагировал ни на Фенину улыбочку, ни на ее лепет. Он чего-то ждал. Феня вдруг поняла, что ни одна свинья в этом запутанном лабиринте не осмеливается подать голос в страхе перед Сугибиным, – и тут-то она и обоссалась. Но и этого очевидного доказательства пастуху было мало. Выдержав паузу, он извлек из кармана большой складной нож и протянул его Фене. Разводов-младший клялся и божился, что Феня, действуя словно во сне или под гипнозом, сама открыла нож и отсекла себе мизинец, при этом не сводя взгляда с сугибинского лица. Вот так просто открыла нож, опустила левую руку на подвернувшийся чурбачок и не глядя отмахнула себе палец. Нож выпал из ее руки. Она обернула руку подолом платья, но пастух даже не взглянул на ее пышные белые ляжки. Подняв нож, он тщательно обтер лезвие, сложил и убрал в карман и только после этого что-то сказал Фене. Она кивнула. Не заходя в столовку, Сугибин вскочил на каурого и ускакал.

– Доигралась, – сказал Леша Леонтьев, хмуро глядя на ее забинтованную руку. – Думала, зря тебе про него говорят? Дыма без огня не бывает. Думать надо… Голова тебе зачем?

Феня подняла лицо от тарелки и тихо-тихо ответила:

– Я ею ем.

Свадьбу сыграли в Красной столовой. Сугибин был настроен миролюбиво и даже продемонстрировал искусство обращения с кнутом, в котором ему не было равных.

Кнут этот был сплетен из узеньких сыромятных ремешков. Говорили, что заспорившего с Сугибиным Коляню Лошакова старший пастух убил одним ударом своего «змея-горыныча», как он называл кнут. Доказать, правда, это никому так и не удалось. Рассказывали также, что Сугибин однажды в лесу при помощи своего страшного орудия лишил Наденьку Фуфыреву слуха и девственности, а также двух пальцев на правой руке. Впрочем, ее матушка-алкоголичка при этом всегда уточняла, что глухой и беспалой Наденька родилась, а девственности лишилась задолго до встречи с пастухом.

Размяв руку и «змея-горыныча», Сугибин под восхищенные крики подпивших мужиков одним ударом оставил от залетного воробья лишь горстку перьев, оторвал хвост пробегавшей собаке и перерубил надвое сидевшую на заборе кошку.