Виктор Пелевин - S.N.U.F.F.

— Привет, Грым, — сказала девочка. — Я Кая.

Грым не удивился своей известности — ведь не зря же их с Хлоей в день прилета снимало столько человеческих камер.

— Привет, — ответил он и поднял глаза на Дамилолу. — Это ваша дочь?

Дамилола наморщился, словно Грым сказал бестактность. Кая, наоборот, засмеялась, показывая острые жемчужные зубы.

— Он мой carbohydrate parent.

— Твой кто? — переспросил Грым.

— Она шутит, — сказал смущенный Дамилола. — Есть такая церковноанглийская идиома — «sugar daddy», сахарный папашка. Пожилой мужчина, который содержит молодую девушку и делает ей всякие подарки.

— А ты мне никаких подарков не делаешь, — сказала Кая. — Поэтому ты не сахарный папашка, а вот именно что карбогидратный родитель. Или даже сахариновый опекун, был такой заменитель сахара.

— А почему опекун? — спросил Дамилола.

— От глагола «печь».

Грыму стало неловко, что при нем началось семейное выяснение отношений, и он попытался перевести разговор на другую тему.

— Уже посмотрели… э-э… выставку? — спросил он.

— Нет, — сказал Дамилола.

— Давайте глянем, — предложил Грым.

Дамилола нервно пожал плечами — но Кая уже шла вместе с Грымом к большому стеклянному кубу в начале экспозиции.

Внутри, на подставке из полированной стали, стояло три одинаковых стеклянных банки, похожих на аптечные емкости с притертой пробкой. Банки были большие, литров по пять каждая. Их плотно заполнял серый неоднородный порошок. На стальной подставке была траурно строгая табличка:

— Пепел пупарасов, — сказал Дамилола.

— Что, настоящий? — спросил Грым, стараясь, чтобы его голос звучал уважительно.

— Я не знаю, — ответил Дамилола. — Возможно. Но это надо понимать символически. Смысл здесь не в демонстрации того, во что превращаются наши тела. Мы хотим напомнить о страданиях, выпавших на долю меньшинств. И о том, что меньшинства продолжают страдать и поныне…

Следующим был большой стальной стенд с чернобелыми фотографиями. Грым увидел деревянный оркский дом, со всех сторон обсаженный кустами. Он сразу узнал его — и вздрогнул, ощутив волну липкого страха. Главное было не сболтнуть, что он бывал там и сам — об этом его с Хлоей очень строго предупредили перед первым же эфиром.

Под фотографией дома были увеличенные граффити с его стен — намалеванные распылителем спастики и слова «СМРТЪ ГЛУМАРАСIМ!». Такого Грым совсем не помнил. Надпись, конечно, могли закрасить и до его визита, но было не совсем понятно, почему она на верхне-среднесибирском, словно писал не хулиган, а государственный чиновник. А на другой фотографии, возле пятна от разбившейся банки чернил, краснело простонародное «ГНОЙНЫЙ ПУПОР». Смысл, видимо, был в том, что Трыг подвергался травле со стороны всех сегментов оркского общества.

Грым почувствовал, что Кая дергает его за руку.

На самом деле она дернула не за руку, а за большой палец, аккуратно охватив его своим кулачком. И хоть этот жест был вполне приличным — разве что слишком непосредственным, — Грым почувствовал, как по его телу, от лобка до горла, пронеслась колесница, сделанная напополам из огня и льда. Внимательно следивший за ними Дамилола сделал такое лицо, словно у него заболел зуб.

— Чего? — спросил Грым.

— Ты когда-нибудь думал, — заговорщическим голосом спросила Кая, — почему мировая олигархия так выпячивает права половых извращенцев?

Такого смелого разговора Грым не слышал даже в оркской казарме.

— Нет, — сказал он, широко открыв глаза. — А почему? Потому что они сами извращенцы?

— Дело не только в этом, — ответила Кая. — Власть над миром принадлежит финансовой элите. Кучке мерзавцев, которые ради своей прибыли заставляют всех остальных невыразимо страдать. Эти негодяи прячутся за фасадом фальшивой демократуры и избегают публичности. Поэтому для актуализации наслаждения им нужна группа людей, способная стать их скрытым символическим репрезентатом в общественном сознании… Я понятно говорю?

Грым неуверенно кивнул.

— А зачем им это надо? — спросил он.

— Чтобы на символическую прокси-элиту, составленную из извращенцев, пролился дождь максимальных преференций, и реальная тайная элита испытала криптооргазм по доверенности. Это же очевидно.

— Что ты несешь? — сказал Дамилола сердито. — По-твоему, все эти люди вокруг, которым небезразлична судьба пупарасов…

— Всем вокруг глубоко безразлична судьба пупарасов и прочих говноедов, — перебила Кая, глядя почему-то на Грыма, — Просто люди трусливы, и все время лижут то воображаемое место, через которое, по их мнению, проходит вектор силы и власти. А реальная власть в демократуре никогда не совпадает с номинальной. Полный произвол элиты в выборе объектов ритуального поклонения и делает возможным криптооргазм по доверенности.