Джон Карр: Охота на цирюльника

Пегги Гленн с ногами забралась на койку, прислонилась спиной к стене и смотрела на Уоррена с ужасом. Ее розовые губки приоткрылись, брови поднялись.

– Ну и что тут такого? – недоуменно спросила она. – Подумаешь, большое дело! В нашей палате общин еще не такое бывает…

Уоррен пылко поднял руку:

– Детка, Небо свидетель, это только начало…

Морган расхохотался; Уоррен обиделся.

– Говорю вам, Хэнк, дело серьезное!

– Вижу, – согласился Морган, становясь задумчивым. – Кажется, я начинаю понимать, что было дальше. Продолжайте.

– А мое мнение, шшто они поступили ферно, – высказался капитан Валвик, энергично кивая в знак одобрения. – Мне всегда самому хотелось попропофать шшто-то такое. Хотите, покашу, как тфа пароход столкнулись в туман? У меня хорошо получалось. Я фам покашу! Ха-ха-ха!

Уоррен загрустил.

– Ну вот, говорю вам, дальше – больше. Первый звоночек прозвенел, когда один парень из кабинета министров, который давно уже хихикал в кулак, поведал нам возвышенную историю о коммивояжере и фермерской дочке. А потом наступила кульминация вечера. Мой дядя Уорпас все это время сидел в одиночестве и боролся с собой – я словно слышал, как тикали его мозги: тик-так… тик-так… – но тут он не вытерпел. Он заявил, что намерен произнести речь. И он ее произнес. Встал перед микрофоном, прочистил горло, расправил плечи – и полился поток красноречия.

Некоторым образом, – продолжал Уоррен не без восхищения, – это была самая замечательная речь, которую мне когда-либо доводилось слышать. Дело в том, что у дядюшки Уорпаса хорошо развито чувство юмора, но при его положении ему все время приходилось себя одергивать. Я случайно знал, что он бесподобно произносит пародии на политические речи… А тут он превзошел сам себя! Дядюшка живописно и свободно изложил свое мнение о том, как управляют страной, и сказал все, что думает о правительственных чиновниках. Потом, обращаясь к главам Германии, Италии и Франции, изложил свои взгляды на их родословную – не забыв ни матушек, ни дядюшек; объяснил всем присутствующим, как развлекаются главы этих государств в свободное время, и указал, куда им следует послать военно-морской флот с наибольшим возможным эффектом… – Уоррен промокнул лоб платком. – Видите ли, дядюшке удалось создать изумительную пародию на речь типичного «поджигателя войны», любящего бряцать оружием, со множеством затейливых ссылок на Вашингтона, Джефферсона и веру отцов… В общем, все высокопоставленные пьянчужки встретили дядину речь радостными криками и аплодисментами. Сенатор Боракс раздобыл маленький американский флажок и всякий раз, когда дядя Уорпас выражался особенно красноречиво, размахивая им, засовывал голову чуть ли не в камеру и голосил: «Ура!»… Словом, это был просто ужас. Что касается ораторского искусства, тут речь была непревзойденной, я никогда не слышал ничего красноречивее. И я знаю, что две или три газеты в Нью-Йорке охотно дали бы миллион долларов за мой коротенький любительский фильм.

Пегги Гленн, давясь от смеха, тем не менее, недоверчиво смотрела светло-карими глазами на рассказчика. Казалось, она раздосадована.

– Но послушайте. – снова возразила Пегги, – какая чепуха! Знаете ли, это не совсем… честно…

– Вы мне будете рассказывать, – мрачно отозвался Уоррен.

– …ведь ваш дядюшка и его друзья – очень милые, благородные люди. Это омерзительно! Просто фарс какой-то! Нет, это полная нелепость, безрассудство! Я вам не верю.

– Детка, – мягко пояснил Уоррен, – а все потому, что вы – англичанка. Вам не понять американского характера. Никакой нелепости здесь нет. Подобные скандалы время от времени случаются, только обычно их замалчивают. Но на сей раз скандал примет настолько огромные, головокружительные размеры, что… Да ладно! Не будем говорить о том, какой взрыв произведет он в Америке. Скандал положит конец карьере дяди Уорпаса, а вместе с ним и многим другим. Но вы подумайте, какой эффект произведут некоторые из его высказываний на, скажем так, определенных государственных деятелей Италии и Германии? Они-то не найдут в речи дядюшки абсолютно ничего смешного. Спорим, они запрыгают, начнут рвать на голове волосы и потребуют немедленного объявления войны… разве что их будут крепко держать… Ф-фу… бомба. Нет, что я говорю? По сравнению с этим бомба – просто фейерверк!

В каюте сгущались сумерки. За иллюминатором клубились тучи; корабль ходил ходуном от мерного стука гребных винтов и килевой качки. «Королева Виктория» то с шумом и плеском вздымалась на гребне очередной волны, то с грохотом падала вниз. Стекла и графин с водой дребезжали на полочке над раковиной. Морган протянул руку и включил свет.